Орсю был очень высок – метр девяносто, не меньше. Широкая, неровно подстриженная борода и длинные густые вьющиеся волосы, падающие на лоб, не могли замаскировать левую, увечную половину лица: неподвижный невидящий глаз, атрофированную впалую щеку, отвисшую на подбородке и шее кожу. Вывернутое плечо, рука в розовой резиновой перчатке, висящая вдоль тела, как пустой рукав, негнущаяся нога дополняли картину несчастья.
По непонятной причине Клотильда скорее смутилась, чем испугалась. Сначала она приняла сочувствие к искалеченному великану за жалость (профессиональная деформация?), но ее смущало другое – чувство, которое она никак не могла назвать. Орсю шел метрах в трех впереди, Червоне наклонился и шепнул Клотильде:
– Ты вряд ли его помнишь. В том несчастном августе Орсю было три месяца. Везения в его жизни больше не стало, но у нас даже трехногих коз не выбраковывают, а уж человека… В «Эпрокте» он занимается всем понемногу и откликается на прозвище Хагрид
[44].
Откровения Червоне были неприятны Клотильде, от первого до последнего слова.
Он почему-то «тыкал» ей, хотя они не виделись двадцать семь лет.
Говорил об Орсю как о приблудном псе.
Выглядел как благодушный священник, а она вспоминала мелкого придурка, мучившего ящериц, лягушек и других невинных тварей.
Они вчетвером рассматривали внутренность крошечного сейфа, а Валу надела наушники, устроилась на стуле и принялась красить ногти на ногах. Червоне, не скрываясь, пялился на ее голые ляжки.
Угодливый. Претенциозный. Порочный.
Орсю здоровой рукой вставлял ключи, проверял задвижку, ригель и цилиндры, Червоне наблюдал через его плечо.
– Ты ошиблась, Клотильда, никто не пытался вскрыть сейф. Подумай хорошенько, бумажник действительно лежал внутри?
Они что, сговорились? Франк и Червоне, ее муж и самый мерзкий тип на свете. Клотильда сдержала гнев и молча кивнула. Управляющий задумался.
– Деньги там были?
– Немного…
– Ваша дочь знала код?
Ах ты наш прямолинейный! Франк в сравнении с тобой – карьерный дипломат…
– Да, но…
Валу не дала матери продолжить:
– Если бы я решила украсть деньги у родителей, взяла бы папин бумажник.
Червоне расхохотался.
– Хорошо сказано, мадемуазель! Будем считать, что это снимает с тебя подозрения.
Клотильду передернуло от понимающей улыбочки, которой обменялись ее дочь и корсиканец. Франк выглядел нервным и раздраженным.
– И что же делать? – спросил он. – Лично я в словах жены не сомневаюсь!
Спасибо, Франк!
Червоне пожал плечами:
– Вам в любом случае придется пойти в жандармерию Кальви и заявить о пропаже документов. Потом Клотильда может подать жалобу – если захочет. – Он двусмысленно ухмыльнулся и добавил: – Твой старый друг Чезаре давно вышел в отставку, так что не знаю, на кого ты попадешь. Дольше чем на три года молодые офицеры у нас не задерживаются.
Хагрид все никак не хотел оторваться от сейфа. Он пытался разобраться, и Клотильда мысленно поблагодарила калеку за то, что не удовольствовался поверхностным осмотром.
В одном она была уверена на сто процентов.
Вчера бумажник лежал в сейфе.
Кто-то его взял.
Зачем? И кто?
Тот, кто знал код или имел ключ.
9
Суббота, 12 августа 1989,
шестой день каникул,
синее ночное небо
Хотите новость?
В моем затерянном уголке Корсики что-то наконец происходит. Я запишу для вас в дневнике кое-что новенькое!
Новенькое и сенсационное… надеюсь, вы оцените манеру изложения.
Готовы, незнакомый читатель?
Все началось с громкого БАБАХ. Рвануло в 2:23 ночи. Я это точно знаю, потому что проснулась и посмотрела на часы, высунулась в окно и посмотрела на море, полуостров Ревеллата, Балань и самую высокую вершину – Капу ди а Вета
[45].
Я ничего не увидела. Ни-че-го! И снова уснула.
С самого раннего утра кемпинг напоминал растревоженный курятник. Жандармы опрашивали туристов – скорее удивленных, чем перепуганных, и нарочито игнорирующих широко лыбящихся аборигенов.
Приморский курортный комплекс «Скала и Море» взлетел ночью на воздух.
Внесу несколько географических уточнений. Мыс Ревеллата – маленький полуостров площадью 300 гектаров, практически дикий, если не считать маяка на краю света, океанологической станции Stareso
[46], двух или трех белых вилл, кемпинга «Эпрокт» в самом центре под оливами, откуда крутая узкая тропинка ведет к двум маленьким пляжам – де л'Альга на юго-востоке и Ошелучча на северо-востоке. С запада нет ничего, кроме скал, но можно спуститься к Тюленьему Гроту и каменистой бухточке Ресиза, облюбованной серфингистами.
Уточню некоторые экономические позиции: почти весь этот райский уголок принадлежит одному человеку. Моему деду! Кассаню Идрисси. Который живет со всей семьей в Арканю, в горах, куда можно добраться по крутой тропе или одной-единственной заасфальтированной дороге. На крыше старого каменного дома установлена большая телевизионная тарелка, в центре двора растет древний дуб, а из-за ограды доносятся ароматы маккии. Никаких вывертов – ни бассейна, ни тенистого корта, единственная роскошь – неземной красоты вид на бухту Ревеллата. Даже кемпинг и то находится во владении дедули Кассаню. Базиль Спинелло, друг деда, управляет «Эпроктом», руководствуясь золотым правилом: никаких стен (или почти никаких), только души и туалеты, пустые места для палаток и несколько деревянных бунгало – ровно столько, чтобы было где разместить летом кузенов с континента, друзей и постоянных туристов. Дедушка Кассаню заботится о своих гектарах, как о женщине, которую ни с кем не намерен делить: ею можно восхищаться, но не обладать. На лице этой земли никогда не появится даже крохотная морщинка или складка, она напоена запахами ладанника и цедрата
[47], украшена дикими орхидеями цвета индиго. Любимыми цветами бабули Лизабетты.