При виде крови на щеке Титуса Наездник визгливо захохотал:
— Рииии, рииии, рииииииииии!
У Титуса волосы дыбом встали от этого адского звука, и в это же мгновение он услышал топот ног Бегуна, приближавшегося… сзади!
Второй успешный удар достался на долю сновидца. По сотрясению песка под ногами Титус уловил трусливую атаку Бегуна, решившего напасть на него со спины. Он резко развернулся, пригнулся и ушел от атаки. И в то мгновение, когда Бегун проскакивал всего в нескольких дюймах от него, ятаган Титуса взметнулся и отсек правую ногу чудища на уровне колена.
Потом битва превратилась в помесь хаоса со страшным сном. Все три жутких стража пещеры вопили, а особенно — обезумевший от боли, покалеченный Бегун. Он бесцельно вертелся вокруг собственной оси, вздымая смерч из белого песка и серой крови. Полуослепший от своей крови, крови Бегуна и попадавшего в глаза песка, Титус размахивал ятаганом, догадываясь по оглушительным крикам Летуна и его Наездника, вооруженного щупальцами с острыми, как бритвы, когтями, что они близко. В какой-то момент щупальце Наездника обхватило лезвие его ятагана и вывернуло под неудобным углом. Ятаган выпал из полуонемевших пальцев Титуса. У него едва не сломалось предплечье. И тогда он вонзил крепкие зубы в липкое щупальце, обвившееся вокруг его руки.
Свободной рукой он защищал голову, продолжая кусать ненавистное щупальце и чувствуя на спине боль от пореза, нанесенного вторым когтем Наездника. Но неожиданно в то мгновение, когда рот Титуса наполнился мерзкой жидкостью, вытекшей из прокушенного щупальца Наездника, кто-то сбил его с ног и швырнул на песок. Видимо, он задел зубами весьма чувствительный нерв в конечности Наездника. Увы, ятаган был потерян, но высвободившись из хватки чудовища, Титус покатился по песку. Песчинки попадали в рану на спине и больно кололись, а Титус на ощупь искал ятаган. Наконец его пальцы прикоснулись к чему-то твердому. Он сжал этот неведомый предмет в руке и перевернулся на спину.
Прямо над собой он увидел занесенный для удара зловещий клюв слепого Летуна. Каким образом мерзкий летучий червь обнаружил его, Титус мог только гадать, но на гадание у него времени не было. Он рывком поднял то, что было сжато в его пальцах, и выставил перед собой, чтобы защититься от смертоносного клюва. И тогда он увидел, что его «щит» — это всего-навсего отрубленная боковая нога Бегуна, которую Летун мгновенно выхватил клювом и отшвырнул в сторону.
Однако Титус, утратив свое мерзкое орудие защиты, вскочил на ноги и, размахнувшись кулаком, врезал им сбоку по клюву Летуна. Кости рук Титуса «Вороны» состояли, в основном, из потрясающе прочного пластика, а клюв крылатого червя, каким бы он ни был эффективным оружием, крепостью равнялся тонкой ракушке. И он треснул, как скорлупа, по которой ударили молотком. Из раны хлынули костный мозг и желтая жидкость и обрызгали окровавленного сновидца.
Летун обезумел, издал душераздирающий вопль, принялся сворачивать в кольца свое червеобразное тело, бить хвостом. В итоге что-то хрипло бормочущий Наездник свалился со спины Летуна и рухнул на белый песок. Всего секунда была у Титуса для того, чтобы собраться с мыслями. Контуженый и внезапно умолкнувший Наездник поднялся на ноги, но в это самое мгновение Титус увидел торчащую из политого мерзкой слизью песка рукоятку своего ятагана.
Ятаган находился прямо на пути Бегуна, который снова зашагал, хромая, к окровавленному человеку. Титус понял: это последняя, отчаянная атака монстра — до того, как из Бегуна вытекут все соки. Однако, если Бегун наступит своей гигантской средней ногой на ятаган, оружию конец.
Без клинка Титусу сразу пришел бы конец, поэтому он в отчаянии бросился к торчавшему из песка ятагану, растопырив пальцы. В то самое мгновение, когда он схватился за рукоятку ятагана, он понял, что его время вышло. Бегун уже занес над ним чудовищную среднюю ногу. В следующее мгновение гигантский молот должен был обрушиться на голову Титуса… и вдруг, о чудо!
С клокочущим воплем что-то промелькнуло над головой Титуса и врезалось в Бегуна. Это был раненый Летун, отчаянно размахивавший потрепанными крыльями. Он на полном ходу врезался в приготовившегося к атаке Бегуна. Они дружно повалились на песок, а Титус Кроу вскочил, сжимая в руке ятаган. Он не мог поверить, что все еще жив. Бегун валялся неподалеку, остервенело щелкая зубами. Левая нога обмякла, а молотообразная средняя продолжала бить по воздуху. Наполовину искалеченный Летун изможденно хлопал переломанными крыльями по песку. Из его раненого клюва продолжала вытекать желтая зловонная кровь.
Сновидец тут же понял, каким образом летучий червь, будучи слепым, узнал о его местоположении во время боя. Этой тварью управлял Наездник, и поводья он держал не в руках, а внутри сознания Летуна! Между этими двумя тварями существовал странный симбиоз. Но теперь, лишившись Наездника, Летун стал слеп по-настоящему! Нечего были дивиться тому, что Летун, размахивая щупальцами-руками, хрипло орал на беспомощного Летуна, пытаясь снова взгромоздиться на него верхом.
— К черту все это! — проревел Титус Кроу, прыгнул вперед и одним могучим ударом ятагана перебил шею крылатого червя, и его мерзкая голова отлетела в сторону. На изрядно перепачканный белый песок пролилась новая порция отвратительной жидкости. Успевший наполовину вскарабкаться на своего «скакуна» Наездник упал на песок, когда Летун, его собрат по симбиозу, в последний раз дико дернулся и распростерся рядом с неподвижно лежавшим Бегуном.
И тут Наездник осознал, что остался один. Издав жуткий крик злобы и ненависти, он вскочил на ноги, развернул свои руки-щупальца и, словно хлысты, забросил их за спину. Титус понял, что в следующее мгновение по нему ударят острые, как бритвы, когти. К счастью, мгновенно сработали сверхскоростные реакции Титуса. Одним ловким движением он наклонился вперед и метнул ятаган, будто нож, прямо в черное сердце Наездника.
Острие угодило точно в цель. За счет солидного веса ятаган пронзил тщедушного Наездника насквозь. Изумление бледным пятном расползлось по морде чудища, а в следующий миг его длиннющие руки в предсмертном спазме обвились вокруг тонкого тела, обхватили его с головы до ног. Мерзкая тварь дико задрожала, издала последний вопль, наполненный ненавистью и отчаянием, и медленно опустилась навзничь на почерневший, перепачканный песок. На счет «десять» в белой пещере снова воцарилась тишина — не считая хриплого победного крика сновидца.
Еще несколько секунд Титус Кроу стоял, пошатываясь от усталости, над поверженной троицей. Все его мышцы болели, руки налились свинцом. А потом он поднял голову и обвел взглядом белую пустыню. Где-то там, в этом ослепительно-белом кошмаре, в его помощи все еще нуждалась уроженка Элизии, его возлюбленная Тиания.
Он не мог терять ни секунды.
4. Часы в огне!
С того момента, как Анри-Лоран де Мариньи исчез со ступеней пьедестала, на котором покоился гигантский рубин, в Дайлат-Лине прошло три часа. За это время в городе успело кое-что случиться. Барзта, нового самопровозглашенного предводителя рогачей, сместили с должности. За его пост вспыхнул спор. Драка на ножах решила этот спор в пользу его противника, которого звали Эрифф. В данный момент Эрифф зализывал раны и хлебал мут-дью со своими приятелями в грязном припортовом кабаке.