Вскоре он получил ответы и на этот вопрос, и на некоторые другие.
Оправившись от своего фантастического приключения, де Мариньи вернулся в свой старинный лондонский дом, и вскоре после этого именно туда в мир людей возвратился Титус Кроу. Ах, но это был уже не прежний Титус Кроу. Он пережил превращение. Он стал моложе, крепче, мудрее (правда, в последнее Мариньи верилось с трудом). Новый Кроу повидал невероятные чудеса и проследил свою родословную вплоть до Старших Богов. И теперь он вернулся на Землю с одной-единственной целью: предложить Анри-Лорану де Мариньи возможность присоединиться к нему в Элизии, обители Великих Богов Древности. В качестве затравки, если таковая требовалась, вот как Кроу рассказал другу о своих приключениях:
«…Я застрял на берегах доисторического океана, Анри, где жил своим умом. Охотился на гигантских крабов. Сделал себе гарпун и ловил загадочных рыб. Убегал от динозавров, которые гонялись за мной. А за миллиард лет до этого я обитал внутри огромного кожистого конуса — живого организма, который на самом деле был членом Великой Расы, обитавшей на Земле в незапамятных безднах прошлого. Я повидал жестокую, владевшую миром империю Цан-Чан — через три тысячи лет после нашего времени, а потом — громадные темные склепы, царящие в конце времен. Я телепатически беседовал с суперразумными моллюсками в густых океанах Венеры — там, где потом еще полмиллиарда лет не смогут жить даже самые примитивные живые существа. Я стоял на пустынных берегах этих же самых морей десять миллионов лет спустя, когда они стали стерильными, после грандиозной эпидемии, уничтожившей жизнь на всей планете…
О, я был близок к тому, чтобы увидеть рождение вселенной. Я едва не увидел ее гибель! И все эти чудеса, и многие другие по-прежнему существуют сразу же за тонкой пеленой пространства и времени. Мои часы преодолевают эту пелену отважнее и увереннее, чем драккары викингов бороздили седое Северное море. И ты спрашиваешь меня, что я хочу сказать, когда говорю еще об одном странствии — вместе с тобой?
Когда я возвращусь в Элизию, Анри, в обитель Старших Богов в созвездии Ориона, в моем дворце там найдется место и для тебя. На самом деле, у тебя там будет свой собственный дворец. Почему бы и нет? В стародавние времена Боги брали себе не ложе дочерей человеческих, не правда ли? Разве ты не сделаешь обратное? Я так поступил, друг мой, и теперь вселенная принадлежит мне. Она может принадлежать и тебе тоже».
Вскоре после этого Титус Кроу вновь отбыл с Земли, но на этот раз он воспользовался часами времен более адекватно — в качестве «портала». Он прошел через них, а они остались у де Мариньи — до тех пор, пока он не решится поступить так или иначе. Де Мариньи осознавал, что, если он решится исследовать мрачные бездны часов, это будет нелегко. Но его сознание начали посещать доселе невиданные видения, а чудеса стали призывать его к себе сильнее, чем сирены завлекали Улисса.
А де Мариньи был любителем тайн и загадок ничуть не меньшим, чем ты, читатель, а если так, то как он мог противиться предложенному вызову? Ты бы смог?
Часть первая
1. Зов Кхтанида
В первый раз де Мариньи осуществил полет в часах времен двумя неделями раньше, под опытным руководством Титуса Кроу. Теперь Титус исчез — он вернулся в Элизию, к Тиании — потрясающей девушке-богине, которую там полюбил. И де Мариньи решил отправиться туда же — один.
Кроу очень постарался. Он самым тщательным образом инструктировал своего юного друга во время совместных полетов в часах времен, и де Мариньи ни в коем случае нельзя было назвать профаном и неучем в обращении с этим диковинным транспортным средством. Все дело было в «соединении» с машиной — так, чтобы часы стали продолжением тела и разума пассажира, его дополнительной конечностью, шестым чувством — либо и тем, и другим.
И вот, когда половина планеты спала и тьма окутывала землю, Анри-Лоран де Мариньи решил доказать, что он достоин новой и лучшей жизни в Элизии; и он сделал это единственным доступным ему способом: предоставил себя и свое судно потокам пространства и времени. Мир, пребывавший в неведении, остался позади, а де Мариньи окунулся в пространство-время в своем странном гибридном судне, почти очеловеченной машине. Он вел свое судно к Ориону, охваченный радостным волнением. Где-то там, где-то в далекой бездне, за невидимыми преградами гиперизмерений, его ждала сказочная Элизия. И это казалось де Мариньи вполне разумным: раз уж Элизия находилась «рядом» с Орионом, эта звезда должна была стать для него ориентиром.
Одно де Мариньи для себя решил четко и неотвратимо: хотя Титус Кроу говорил ему о том, что в случае непреодолимых трудностей он всегда может связаться с ним через часы, Анри-Лоран не стал бы этого делать — разве что только тогда, когда опасность угрожала бы его жизни. Насколько ему было известно, попасть в Элизию, не будучи рожденным там, можно было одним-единственным путем — путем преодоления опасностей. Только те могли насладиться старинными чудесами Элизии, кто этого заслуживал, и де Мариньи не собирался полагаться на Титуса Кроу насчет своего — права по рождению?
Да-да. Его права по рождению. Элизия принадлежала ему по праву рождения — на это намекал Титус Кроу. Как ему говорил об этом друг? «Ты любишь тайны и загадки, друг мой, как их любил твой отец. И я скажу тебе кое-что, о чем ты бы и сам уже мог догадаться теперь. В тебе есть нечто такое, что зовет в туманные бездны времени, — искра, огонь которой до сих пор пылает в Элизии. И еще кое о чем тебе следует узнать.
Я упоминал о местах из сновидений и фантазий — и все они по-своему осязаемы и реальны, как почва у тебя под ногами. Ах, но сновидения сновидениям рознь, как есть разные сновидцы. Твой отец был величайшим сновидцем, Анри. Он до сих пор таков — ибо он вельможа в Илек-Ваде, где справедливым и любимым народом королем является его старый друг Рэндольф Картер!
Я намерен навестить их как-нибудь, в этой стране сновидений. И когда я соберусь сделать, ты сможешь составить мне компанию…»
Размышляя о том, что ему говорил Кроу, и осознавая как физически, так и эмоционально, что первая стадия его полета успешно завершена и полет протекает нормально, де Мариньи улегся на спину и стал наблюдать своим мысленным зрением — которое теперь стало частью оборудования часов времен, своеобразным ментальным «сканером» — за звездами, движущимися по бархатной черноте неба со всех сторон. Судно де Мариньи с невероятной скоростью мчалось через безвоздушные холодные глубины пространства.
«Так же реальны и осязаемы, как почва у тебя под ногами», — сказал Кроу о сновидениях. Что ж, раз Титус Кроу сказал так, значит, так оно и было. А разве в тридцатых годах Герард Шрах намекал не на то же самое. Разве до него не о том же самом говорили другие великие мыслители и философы? Безусловно, говорили. Де Мариньи точно помнил слова Шраха по этому поводу.
«…Мои собственные сны настолько живы и реальны — до такой степени, что я никогда не могу точно судить, сплю ли я, до тех пор, пока не проснусь. Поэтому я не берусь судить, какой мир более живой: мир бодрствования или мир сновидений. Конечно, мир бодрствования представляется более прочным — но подумайте, что говорит нам наука об атомарном строении так называемых твердых тел… и что у вас останется?»