С видом на Париж, или Попытка детектива - читать онлайн книгу. Автор: Нина Соротокина cтр.№ 36

В соседнем зале наше внимание привлек обнаженный юноша. Мы с Алисой принялись спорить — кто он, святой Себастьян или Вакх? Виктор Иванович быстро разрешил наши сомнения. Оказалось, что это Адам, наш прародитель. Как приятно иметь рядом образованного человека! Я не про Адама, естественно.

Настроение мое было — лучше не бывает. Я тщательно изучала живопись, ткани, посуду, фрагменты старинных витражей, книги, и с каждым экспонатом мое восторженное «я» поднималось еще на одну ступеньку, но апогея мы с Виктором Ивановичем достигли в овальном зале с приглушенным светом. Там висели шесть дивных гобеленов. Общее название их — «Женщина и единорог».

Каждый знает, как важно в момент встречи с прекрасным иметь соответствующее настроение, то есть возможность видеть не только глазами, но и всем существом. Знаете, как бывает? Сегодня, например, смотришь «Гамлета» в кино и видишь: Смоктуновский гений. А в другой день с удивлением замечаешь, что тот же Гамлет тебя не забирает, и Смоктуновский в одном месте как-то чересчур значителен, в другом слишком капризен. Ну и так далее. Хорошо, что хватает ума понять, что не Гамлет со Смоктуновским виноваты, а тебя в очереди обругали или дети настроение испортили.

Итак, гобелены XV века. Они изображают пять чувств, которые всем известны (слух, осязание и т. д.), шестой гобелен обозначает загадочное шестое чувство, каждый может определить его по-своему. Все гобелены неземной красоты. Глядя на них, чувствуешь саму сердцевину средневековой эстетики. Смотришь и завидуешь: а ведь неплохо жили люди, если женщин видели такими прекрасными, львов такими добрыми, а белый зверь, единорог, приносящий счастье, был предметом повседневной жизни. Рядом с главными персонажами обитает масса зверья: птицы летящие и поющие, кошки, леопард, зайцы, обезьяны, деревья трепещут на ветру, цветы благоухают, фрукты просятся в рот. Лев на каждом гобелене держит в лапах флаг или вымпел, а единорог весь обращен к даме.

Виктор Иванович следовал за мной как тень и все шептал в ухо, переводя тексты табличек на стенах. Я мобилизовала все силы, чтобы соответствовать, то есть умеренно острила и старалась не говорить глупостей. К счастью, он умел ценить шутку.

Когда я была девчонкой, то очень жалела женщин, которым за сорок. Те, которым за пятьдесят, интереса для меня не представляли. Они казались старухами, а старость меня тогда совершенно не волновала. Потом был пройден первый возрастной шов — тридцать, и я поняла, что не так уж долго ждать следующего — сорокалетия.

Тогда мне захотелось узнать: а как же там дальше, в тех непроглядных сумерках, которые наступают после пятидесяти? Неужели отмирают всяческие желания? Спросить было не у кого, да и неловко, в литературе ответа на эту тему я не находила. У кого спрашивать, если Тургенев пишет: «…вошла старуха сорока шести лет…»

Теперь мне не надо задавать подобные вопросы. Я знаю на них ответ. Желания и любовные томления не уходят, но очень притупляются. Разбудить их может только могучий эмоциональный всплеск. Париж в этом отношении идеальное место. В Москве мне и в голову бы не пришло соотносить себя с мужчиной, подобным Виктору Ивановичу. А здесь все произошло само собой. В нем было столько мужского обаяния, что устоять не представлялось возможным. Глаза его засасывали, как пылесос, а я была пылинкой, песчинкой, перышком, словом, чем-то совершенно невесомым.

Мы вышли из музея и сели на лавочке в тени старого, с огромным дуплом каштана. Алиса задерживалась. Как красиво было вокруг! Я постеснялась вытащить диктофон, а стоило бы рассказать про старый каменный колодец, водостоки с чудовищными мордами и прокопченные высокие трубы на крутой кровле. И тут Виктор Иванович повел недозволенные речи. Оказывается, он любит женщин, украшенных не только красотой, но и опытом. Пока они юны, с ними совершенно не о чем говорить. Но женщина, «земную жизнь прошедшая до половины», а также еще чуть-чуть в том же направлении, то есть в сторону своей осени, виделась ему истинно прекрасной. Он, оказывается, без ума от Анук Эме, Жанны Моро и Марлен Дитрих, причем именно в последнюю пору их жизни.

Виктор Иванович называл имена звезд и тут же жестом, улыбкой подчеркивал, что проводит параллель между мной и ими. Если бы я в этот момент твердо стояла на земле, то непременно вспомнила бы, как выгляжу со стороны.

Между мной и Марлен Дитрих столько же общего, как между единорогом и колхозной буренкой. Но я тогда не стояла на ногах, я парила, а потому насторожилась только из-за того, что Виктор Иванович явно указывает на разницу в нашем возрасте. И не важно, что это разница имеет для него положительное значение. Мне она виделась с отрицательным знаком.

А я-то, дурища, размечталась, что он воспринимает меня как ровесницу. Ну, положим, ему сорок семь… может быть, даже сорок восемь, просто хорошо сохранился. В последнем случае между нами всего семь лет разницы.

После Клюни он стал звать нас в ресторан, но мы категорически отказались. Во-первых, нам надо было найти некую улицу, где имеется особое место на мостовой (там лежала специальная плита), где был убит Генрих Наваррский, потом мы рассчитывали посетить площадь Вогезов, а там пора и домой, у нас Галка одна.

Он не стал настаивать. Очевидно, к Генриху IV Наваррскому Виктор Иванович не испытывал сильных чувств. Сошлись на том, что мы непременно увидимся завтра. Чтобы закрепить наши отношения и не потеряться, мы дали ему наш телефон в Пализо.

По дороге домой я сказала:

— А правильно, что мы не пошли в ресторан. Завтра Галка поправится, и двинем все вместе.

Алиса только покосилась на меня и промолчала. Правильно покосилась. Алиса понимала, что Галка мне без боя Виктора Ивановича не уступит, а уж если подруга начнет баррикады городить, то победа точно будет за ней.

Оттого-то я и считала цифры в ночи, глядя на освещенное фонарем окно.

Рассказ продолжает Алиса Лурье

Маша попросила меня написать эту главу, что я и делаю. Маше грех не помочь. Вдруг у нее действительно что-то получится и она издаст свои путевые заметки? Она у нас натура романтическая, поэтическая и уж, конечно, заслужила, чтобы жизнь ей подарила штучную радость. Жизнь у нее была, как принято говорить в таких случаях, непростой, муж бесконечно болел, она с ним возилась, лечила, возила по санаториям. Что она только не делала, чтобы он был здоров! Не получилось у него, силенок не хватило.

Теперь она вдова, уж семь лет как вдова, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но судьба дала ей легкий характер. Поэтому в тех случаях, когда другие локти кусают и на стену лезут, она остается спокойной, вполне разумно рассуждая, мол, не всем же быть богатыми и безоблачно счастливыми! Маша начисто лишена зависти, поэтому умеет радоваться таким вещам, которые прочие считают за безделицу, как то солнце и дождь, весна и лето, хорошая книга и не до конца испорченное здоровье.

С Галкой проще, у Галки все о’кей. У нее муж богатый и удачливый. Но ведь и счастливые люди в Париж хотят, поэтому я Галку и пригласила. Кто же знал, что Париж в буквальном смысле ударит ее по голове?