– Я не шучу.
Она перестала есть. Улыбка сошла с ее лица, глаза засверкали
гневом, высматривая в лице Джейка малейшие проявления слабости.
– Так вы говорите серьезно?
– Абсолютно. Проблема вся в том, что мы недостаточно
решительно ее применяем.
– Вы и мистеру Хейли это говорили?
– Мистер Хейли не заслуживает смертной казни. Другое дело те
двое, что надругались над его дочерью.
– Понятно. Только как вы определяете, кто заслуживает
смерти, а кто – нет?
– Это совсем нетрудно. Вы смотрите на преступника и на
содеянное им. Если торговец наркотиками стреляет в офицера полиции и убивает
его, он идет в газовую камеру. Если это подонок, который насилует трехлетнюю
девочку, а потом топит ее, опуская ее голову в лужу с грязной водой, а в
довершение всего сбрасывает ее тело с моста, – тогда вы смело забираете его
жизнь, и слава Богу. Если сбежавший из тюрьмы заключенный врывается ночью на
ферму и, перед тем как сжечь ее вместе с пожилой супружеской парой, издевается
и глумится над стариками, вы усаживаете его на стул, пристегиваете ремнями его
руки и ноги, опутываете проводами, молитесь за его душу и включаете рубильник.
А если перед вами двое накачавшихся наркотиками ублюдков, которые по очереди
насиловали десятилетнего ребенка, били его ногами, обутыми в ковбойские сапоги,
так, что в нескольких местах сломали малышке челюсть, – вы со спокойной душой,
радуясь и ликуя, вознося хвалу небу, захлопываете за ними дверь газовой камеры
и, глядя в стеклянное окошко, наблюдаете за их последними судорогами. Это очень
просто.
– Это варварство.
– Варварство – это их преступления. Смерть – слишком
милостивое для них наказание. Слишком мягкое.
– А если мистера Хейли признают виновным и осудят на смерть?
– Если это произойдет, то последующие десять лет я проведу в
яростной борьбе за то, чтобы, используя все законные способы, спасти ему жизнь.
И когда его все-таки отправят в газовую камеру, я уверен, что мы вместе с вами
выйдем под стены тюрьмы, а к нам еще присоединятся священники и сотни других
людей, у которых живые, человеческие души, и мы будем петь гимны, держать в
руках зажженные свечи и молиться за него. А потом я встану у его могилы,
вырытой подле церкви, рядом с его вдовой и детьми и скажу себе, что лучше бы
мне было никогда в жизни не встречать этого человека.
– Вам приходилось когда-нибудь присутствовать при исполнении
приговора?
– Не припомню такого.
– Я видела это дважды. Вам хватило бы и раза, чтобы изменить
свое мнение.
– Возможно. Но я этого не увижу.
– Это жуткое зрелище.
– А семьи жертв преступника тоже присутствовали?
– Да, в обоих случаях.
– А они испытывали ужас? А они изменяли свое мнение? Нет.
Они благодарили Бога, что их кошмары закончились.
– Вы меня удивляете.
– А я вечно не понимаю таких, как вы. Почему вы с таким
рвением защищаете тех, кто своими руками сделал все, чтобы заслужить себе
смерть, положенную к тому же и по закону?
– По какому закону? В Массачусетсе такого закона нет.
– Бросьте! Вы были единственным штатом, принявшим такую
поправку под нажимом Макговерна в семьдесят втором. А все прежние годы ваши
жители шли нога в ногу со всей страной.
Забытые чизбургеры остывали на тарелках, голоса споривших
становились все громче. Посмотрев по сторонам, Джейк заметил, что кое-кто из
посетителей начинает обращать на них внимание. Улыбнувшись, Эллен подцепила
пальцем колечко лука.
– А что вы думаете о Национальной ассоциации юристов? –
спросила она, положив колечко в рот.
– Я думаю, вы повсюду таскаете с собой ее членскую карточку.
– Вы правы.
– Тогда можете считать себя уволенной.
– Я вступила в нее, когда мне было еще шестнадцать.
– А чего же так поздно? Наверное, последней из вашего
скаутского отряда?
– Есть ли у вас хоть какое-то уважение к «Биллю о правах»?
– Я его обожаю. И терпеть не могу, когда судьи начинают
интерпретировать его. Ешьте.
В полном молчании они закончили еду, внимательно следя друг
за другом. Джейк заказал кофе и еще два порошка.
– Так каким же образом собираемся мы выиграть это дело? –
спросила Эллен.
– Мы?
– Я работаю у вас или нет?
– Работаете. Только не забывайте, что я – ваш босс, а вы –
моя подчиненная.
– Само собой, босс. И какая у вас стратегия?
– А что предприняли бы вы?
– Ну, насколько мне известно, наш клиент тщательно
спланировал убийство и совершенно хладнокровно застрелил их на шестой день
после случая с его дочерью. Выходит, он полностью отдавал себе отчет в том, что
делал.
– Именно так.
– Так что защищаться нам нечем, мы должны стоять на том, что
он заслуживает пожизненного заключения, и тем самым попытаться избежать газовой
камеры.
– Да, вы настоящий борец.
– Я шучу. Единственный способ защиты – признание его
невменяемым. А доказать это, похоже, невозможно.
– Вы слышали что-нибудь о «правиле М. Нотена»?
– Да. У нас есть психиатр?
– Нечто вроде. Он заявит все, что нам потребуется, если,
конечно, он будет трезвым в суде. Одной из ваших самых сложных задач на тот
период, что вы станете со мной работать, будет проследить за тем, чтобы наш
психиатр явился в суд трезвым. Это совсем непросто, поверьте мне.
– Непредвиденные ситуации в зале суда меня только радуют.
– Хорошо, Ро-арк, возьмите ручку. Вот вам салфетка. Сейчас
ваш босс продиктует вам свои инструкции.
Она приготовилась записывать.
– Мне нужна краткая справка о всех заключениях М. Нотена,
принятых к рассмотрению Верховным судом штата Миссисипи за последние пятьдесят
лет. Что-то всего около сотни. Там будет большое дело, датированное семьдесят
шестым годом, «Штат против Хилла», мнения там разделились пять к четырем, а
трое склонялись к более широкому толкованию невменяемого состояния. Справка не
должна превышать двадцати страниц. Печатать умеете?