(Она случайно зашепелявила – под язык попалась одна из жемчужин.)
Но ничего не изменилось. Поддувал сквознячок. На небе было темно. Никто не вносил никакого приза.
– Есть хочешь? – спросила бабушка.
– Нет, – ответил, как обычно, Кузя. Ему никогда не хотелось есть, странный ребенок!
– А пить?
– Нет.
– Это хорошо. Потому что у меня ничего нет. И она вдруг пожаловалась:
– Ты мне сердце разрываешь. Почему ты сказал так? Что это – я тебя не увижу? Куда ты собрался?
– Не знаю.
– А как же я без тебя? – бестолково спросила бабушка.
– Ты будешь.
– Не оставляй меня, – попросила бабушка. – Сначала я уйду. Так полагается. И ты меня будешь иногда вспоминать. Хорошо?
Он промолчал.
– Давай договоримся, что ты меня не покинешь? Ладно?
– Не знаю.
Вдруг она спохватилась:
– Что это ты такое бормочешь, не знаю, не знаю. Как это? Я тебя никуда не отпущу! Я без тебя не смогу! Да мне твоя мать башку открутит! Да я с крыши прыгну!
При этом она лихорадочно гладила кудряшки Кузи, и голова его болталась на тонкой шейке.
– Обещаешь? Ну скажи да! Ну скажи! – заплакала она. – Да? Да?
– Да, – ответил он внезапно.
– Что «да»? Что не покинешь?
– Да.
Она мигом успокоилась, как будто действительно маленький ребенок мог что-то ей обещать. Она оживленно, вытирая слезы, заговорила:
– Как-то странно с нами обошлись. Бросили тут. Дом не дом, а одна стена. Елки-палки.
Тут, совершенно неожиданно, во тьме загорелись два волчьих глаза.
– Это еще что! – завопила бабушка. – Нахальство! Кто разрешил! Тут ребенок маленький! Иди отсюда!
Два глаза вдруг погасли, потом снова зажглись, но вполовину. Как будто кто-то моргнул, а потом прищурился. Затем раздалось краткое «мяф».
– Кошка, – не веря себе, сказала бабушка. – Не волк!
– Миша-Миша, – позвал Кузя.
– Откуда тут Мишке-то быть… Сидит теперь дома до вечера один… А я ему воды не подлила… Хорошо хоть мяса оставила.
Два огонька неслышно подкрались, причем чуть пониже замаячил белый клочок.
– Миша? Ах ты мой хороший! – запела бабушка, и кот подобрался к ее коленям и сел на них вторым, рядом с Кузей.
Стало теплей.
– Чем я вас кормить-то буду, – загоревала бабушка. Вскоре произошло вот что: в декорации, изображающей дом, загорелись окна.
– Я же говорю, нас снимают, – обрадовалась бабушка. – Пошли.
За занавесками стали мелькать тени людей. Донеслась музыка.
Потом распахнулась дверь, выехала камера, вышел ведущий во фраке, с галстуком-бабочкой, похожий на барана с лошадиной челюстью, и провозгласил:
– Мы приглашаем всех участников передачи! Добро пожаловать! Милости просим!
Бабушка крякнула, как утка, и стала приподниматься, но Кузя сказал:
– Ой.
И кот уцепился когтями в бабушкину юбку, не желая слезать с теплого местечка.
Приглашающий исчез во тьме, камера исчезла, а двери остались открытыми. От них падал свет, и в дверном проеме темным силуэтом зафиндиляла какая-то бабочка. Бабочки, как известно, летят на свет.
Глава 6
Сеанс. Фильм первый
Тут бабушка встала. Ее с какой-то нечеловеческой силой тянуло к освещенным окнам. Она почистила юбку сзади, одернулась, взбила волосы на затылке и, крепко держа за руку внука, тронулась.
Она даже не обернулась на кота, который засел в тени, плотно обмотав ноги хвостом.
В окна первого этажа было видно следующее: на креслах лежали старухи, все как одна много старше нашей бабушки, и под яркими лампами ясно было видно, насколько они старше.
Они лежали, широко разинув рты: врачи в зеленом вставляли им в десны блестящие белые зубы по одному! Да так просто, как сеяли чеснок: сунут, примнут пальчиком и начинают втыкать следующий!
Вскоре у всех старушек засверкали новые челюсти, и раздалась какая-то команда, и старушки разом сморгнули и захлопнули рты.
Тут же над ними начали опускаться какие-то стеклянные крышки, всех старушек упрятали под эти надгробия и даже что-то завинтили…
– Жуть какая, – невольно сказала бабушка внуку. – Зачем хоронят-то с новыми зубами?
Затем люди в зеленых халатах включили некоторые кнопки, раздалась легкая барабанная дробь, крышки начали подпрыгивать, внутри как будто что-то плескалось, скворчало и бурлило. Как будто пациенток кипятили, можно было подумать.
Бабушка смотрела как завороженная.
Вдруг к крышкам подступились те же люди в зеленом, стали развинчивать болты, затем приподняли эти пластиковые козырьки, и из-под них начали выглядывать молодые розовые красавицы, блондинки с синими глазами. Они ловко, как по команде, мотнули длинными ножками и тут же сели на своих кушетках.
– Ну ты подумай! – ахнула бабушка и дернула внука за руку. – Видал? Фокусы! Заменили тех на этих! Ну надо же!
Кузя промолчал. Он вообще ничего не спрашивал. Бабушка покосилась на него: ребенок стоял, задумчиво глядя на происходящее своими огромными глазами. Он был невесел.
– Это из цирка приехали, иллюзионисты называются, – объяснила бабушка. – А тех бабушек спрятали в ящик. Они командой работают. Внучки и бабки. Тех на тех меняют.
Тут в дверях встал один в зеленом халате (такой фокусник) и громко сказал, глядя в лес (на бабушку):
– Не стесняйтесь, для вас приготовлено место! Это омоложение раз и навсегда!
Бабушка на всякий случай отошла. Громкий голос забубнил:
– А сейчас мы показываем фильм будущего, ваша жизнь в новом варианте! В омоложенном виде! Компьютерная программа не дает сбоев! Все просчитано по параметрам! Учтены все собранные данные о вашей предыдущей жизни!
Над входной дверью осветился экран.
Юная блондинка с широченной улыбкой и на длинных ножках вылезает из машины у подъезда…
У нее внешность точь-в-точь как у героини фильма «Приятная женщина».
(– Смотри, подъезд на наш похож! – шепчет бабушка Кузе.)
Бабки на скамейке, утирая рты, бессмысленно смотрят, как она идет, ступая на каблучках своих ботфорт, как поднимается к подъезду…
На их лицах написано: «К кому такая?»
И явно добавлено знаменитое русское слово.
(– Смотри, это все наши из подъезда! – восклицает бабушка.)
Блондинка оборачивается к скамейке, улыбается и произносит: