Агнешка почувствовала, как в груди закипает гнев.
— Не суди, князь, о чужой жизни. Не ты один со смертью знаком…
Не успела она договорить. Князь, пошатываясь, приблизился, схватил за плечи, сморщил в пальцах черную плотную ткань платья.
— Ты его знаешь? Он учил тебя? Он поэтому сегодня к тебе заходил?
— Да кто? — не поняла Агнешка.
— Старик Мечислав. Высший маг. Я видел, как он в дверь твою вошел. Пошел за ним, да только его разве догонишь? Только тебя нашел, да не сразу увидел, что морок наброшен.
— Не было здесь никакого старика. Задремала я. Прошлое затянуло, раны старые разбередило. Проснуться не могла. Никто ничему колдовскому меня не учил. Не колдунья я, травница. Мать научила лекарскому искусству, а как не стало ее — одна жизнь у меня в наставниках.
Видно, не поверил князь, задумался. Гнев его понемногу утихал. Слабость после выплеска колдовской силы взяла верх: Владислав опустился на скамью, потер ладонями лицо. Потом со странным выражением уставился на свои руки, тихо проговорил:
— У меня перед глазами…
— Что?
Чувство опасности, благодаря которому выжила Агнешка в самые трудные дни, настойчиво напомнило о себе. Вернулась сила, легкая дрожь поселилась в теле — вскочить, бежать, спасти себя, укрыться от беды.
— Стой, — пригвоздил ее словом к месту князь. — Не вздумай бежать. До двери не доберешься. Сила моя на тебя не действует, это верно, но двери и окна меня послушают. К тому же Игор куда быстрее, чем ты.
— Если сила не действует, почем знаешь, что побегу? — глянула исподлобья Агнешка.
— Не первый день на свете живу, только и всего. И на людей смотрю внимательно. Научился кое-что примечать. Не силой единой истиннорожденные власть удерживают, Ханна. А может, и не Ханна ты вовсе?
Агнешка вздрогнула. Князь усмехнулся, понял, что угадал.
— Ну, давай знакомиться заново, травница. За дверь эту ты не выйдешь, поверь на слово, пока не расскажешь мне всего, что я должен знать. Отчего-то выбрал тебя мой почтенный учитель, высший маг Мечислав — значит, не простая ты мертворожденная лекарка. И дар твой особенный. Кто ты? Зачем явилась в Черну? Как все, убить меня мечтаешь?
Владислав говорил с каким-то болезненным злорадством. Словно гордился умением наживать врагов. Агнешка отрицательно покачала головой.
— А зачем тогда ты явилась? Зачем терпишь все? Ради какой цели? Чего ждешь?
— Жду, когда ты средство от радуги сыщешь! — выкрикнула, не выдержав его тяжелого взгляда, Агнешка.
— И об этом знаешь? Видно, о тебе он и говорил… — Владислав снова задумался.
Вот он, единственный миг для побега. Агнешка вскочила и рванулась к двери, побежала по переходу, надеясь, что не успеет Владислав крикнуть своего великана.
Но одна из дверей с громким стуком захлопнулась прямо перед ее лицом, и сколько ни дергала Агнешка, не поддавалась тяжелая дубовая створка. Захлопнулись, едва не слетев с петель, ставни на окнах. Плача и размазывая по лицу слезы, девушка била кулачками в дверь, в наглухо закрытые окна, но тщетно. Она оказалась в полутьме запертого со всех сторон перехода между крыльями княжеского терема.
Владислав шел медленно, засветив над головой один-единственный колдовской шар. Видно было, как он устал, с каким трудом переставляет ноги. В трепещущем свете шара стало заметно, что князь немолод. Из стальных глаз Чернца смотрела тьма.
Агнешка испугалась. Испугалась настолько, что, едва сбоку, в нише, которой она раньше не замечала, открылась небольшая дверь, за которой мерцал слабый свет, она бросилась к ней со всех ног, нырнула в едва освещенный лаз и, оступившись, полетела вниз по мелким, растрескавшимся от времени каменным ступенькам. Запуталась в просторном черном одеянии, закричала.
Глава 40
— Что ты верещишь, дура? — прошипел он.
Крик оборвался. Иларий зажал девчонке рот рукавом.
— Не ори, обознался я. За другую принял.
Да и как не принять. В потемках и ростом показалась похожа, и волосы, в косу заплетенные, светлые, с рыжиной, косынка белая.
И мысли не было, что не станет его Агнешка вот так разгуливать по Гатчине. Не успел Иларий узнать, отчего она бежит, да только уверен был — есть у лекарки причина таиться по лесам. Не просто так ведь деревенские ее вилами гнали. Нет дыма без огня.
И все же, едва увидел в конце улицы девчонку с косой — ноги сами понесли к ней, сердце заколотилось в висках, не позволяя собрать разлетевшиеся мысли. Осталось лишь оглушительное, по всему телу звенящее: «Она! Она!»
Но не она оказалась. Другая. Покладистая девчонка, отходчивая. Заночевал Иларий у нее в крохотном домике на окраине села. Горячая оказалась девчонка, умелая, огневая. Ушел манус под утро, невыспавшийся, с тяжелым сердцем. Выспрашивал он у новой своей знакомицы, не видела ли она его «сестру», что последний раз встречали в Гати. Но заверила девчушка, что не забредала к ним такая «сестрица». Девку чужую, может, и проглядели бы, но не травницу: хорошей лекарки в Дальней Гати почитай лет пять как нет. А гончак хорошей породы всю зиму при княжеском дворе пробыл, да по оттепели ушел с перехожими сказителями. Куда одна дорога ведает, Землица знает.
Понимал Иларий — ехать надо. Не по тому следу пошел он, отыскивая рыжую травницу. Нет и не было ее в Дальней Гати. Привели сюда Проходимца странники, побоялся пес от человека отстать, вот и остался на зиму, а там и привык, позабыл про прежних хозяев. Собачья память короткая.
Был когда-то и Иларий счастлив такой памятью — прожил день и забыл. Да только теперь на душе такое лежит тяжким камнем, что не забыть, не выкинуть из головы.
Но спасла же травница его руки — может, и душу спасет. Только где ее искать, спасительницу? Может, за все, что сделал он, не спасение ему отныне суждено, а гибель?
Оттого и ведет дорога в проклятую Черну.
Может, пойти навстречу судьбе, Землицыным знаком осенясь, и будь что будет?
Выйти к истоку своей беды, как делают смелые люди, а не прятаться от нее, отыскивая по лесам призрак спасения? Глянуть в глаза князю Владу, который уж почитай полгода Илажкин хозяин, да только не знает, что слуга его пожизненный в живых и служить должен. Замкнуть круг черный в черном княжестве на черной реке.
Готов против Черны Войцех идти — смерть сына его в путь поторопит, каждого в дружину гатчинскую поставит, кто годен. Месть — пламя высокое, в нем княжества горят, как пучки соломы. Родится наследник чернский — тотчас вспыхнет огненное кольцо вокруг Владова удела. И уж тут только не зевать останется, чтоб самому не опалиться и на пепелище свою выгоду отыскать.
Да только как Тадеушу объяснить, что может и не дожить в Черне до рождения княжеского наследника Иларий? Чуть заглянет ему в голову Владислав Радомирович, такого наглядится, что не только манусова — многие головы полетят. Легко сказать — скрытно в Черне будь. Да где скрыться от такого человека? Где от судьбы схорониться? Она и на печке найдет. Рано или поздно выплывет…