Они дошли до стоянки, Тенгиз распахнул перед Валей дверцу «десятки», она села, удобно откинувшись на мягкую спинку.
На нее нахлынули воспоминания. Тот, самый первый их вечер, когда Тенгиз повез ее кататься по Москве. Цветные огни за стеклами, огромный бигмак, кетчуп, перепачкавший пальцы. Поцелуи в темном салоне, ее беспокойство о таблетке.
Господи, какая же она тогда была наивная! Маленькая, провинциальная дурочка, воображавшая, что знает все на свете про отношения мужчины и женщины. А ведь прошло совсем немного времени с того момента, как Тенгиз умолял ее поехать к нему на ночь, а за окнами шумел московский сентябрь. Всего год — и как этот год изменил ее жизнь и ее саму…
— Валечка, — ласково окликнул Тенгиз.
— Что?
— О чем задумалась, родная? Может быть, ты голодна? Заедем пообедать?
— Нет, спасибо. Я недавно завтракала.
— Хочешь мороженого? Я отвезу тебя в кафе?
— Нет, Тенгиз. Я хочу домой. У меня… голова разболелась.
Отчасти это было правдой — у Вали действительно ныл правый висок, будто в него засунули гвоздь. Но только отчасти. Главной же причиной ее отказа посетить кафе или ресторан было желание хотя бы немного побыть одной. Она надеялась, что сможет уговорить Тенгиза дать ей передохнуть часок-другой в одиночестве, осмыслить все, что произошло, собраться с силами, настроиться на новую волну.
— Как скажешь, моя королева. Домой так домой. — Тенгиз повернул ключ зажигания.
«Десятка» сорвалась с места и понеслась в сторону города.
Валя протянула руку и щелкнула клавишей магнитолы. Салон наполнился тихой музыкой. Ей всегда нравился вкус Тенгиза по части записей, и слух у него был замечательный — он любил петь под гитару и просто, без аккомпанемента, особенно армянские и азербайджанские песни. Вот и сейчас Тенгиз крутил баранку и бархатистым тенором вполголоса подпевал магнитоле. Валя смотрела на него искоса, чуть наклонив голову.
Красавец. Девчонки по таким сохнут. За то время, что они не виделись, он, кажется, стал еще красивей. Лицо похудело, сделалось четче, щеки впали, красиво обрисовав скулы. А глаза так и сияют. Почему же она не чувствует к нему былой страсти? Ничего не чувствует, лишь какую-то нелепую жалость, смешанную с отвращением.
Валя представила себе, что сегодня ночью они будут спать в одной постели, и ее невольно передернуло.
«Как же так? — подумала она с тревогой. — Я же должна хоть немного хотеть его, ведь я еду к нему домой. Еду в качестве жены, буду жить на его средства, Таньку лечить, помогать матери».
Валя попыталась разжечь в памяти картины их с Тенгизом близости, когда она была сама не своя от желания и отдавалась ему со страстью и восторгом. Получалось с трудом, а если говорить честно, вовсе не получалось.
«Ничего, — успокоила себя Валя, — все рано или поздно образуется. Я снова к нему привыкну. Полюблю обратно. Так бывает. Наверняка так бывает».
Она вдруг вспомнила Антошку. Интересно, как он там без нее? Кира, небось, уже покормила его овощным супом и протертым мясом из баночки. А этот озорник плевался и строил уморительные рожи.
Валя подавила тяжелый вздох. Груди ее начало ломить, как всякий раз, примерно за час до кормления. Молока у нее сейчас было меньше, чем в первые месяцы после родов, но все равно достаточно. Антошка сосал два раза в день, а когда Вале приходилось сцеживаться, получалось по целому стакану.
Теперь необходимо в течение недели туго бинтовать грудь, и лактация постепенно сойдет на нет. Что поделаешь, придется пережить этот неприятный момент.
Машина ехала по шоссе, приближаясь в кольцевой автодороге. За окнами мелькал лес. Тенгиз все пел себе под нос, поедая Валю жадным и счастливым взглядом. Ее понемногу начало клонить в сон. Он заметил это, щелкнул рычажком, сиденье плавно откинулось назад.
— Поспи.
Валя благодарно кивнула и закрыла глаза. Заснуть ей не удалось, но она так и просидела всю дорогу, зажмурившись, встряхнулась, лишь когда «десятка», сделав вираж, остановилась у знакомого подъезда.
— Добро пожаловать, — Тенгиз выбежал из машины, услужливо открыл перед Валей дверку.
Она вышла, слегка щурясь от яркого дневного света.
— Твой дом. — Он осторожно обхватил ее за плечи, подтолкнул к подъезду.
Они поднялись по лестнице, вошли в квартиру, и Валя ахнула: кругом все было новым. Новая люстра под потолком, новая шикарная мебель, в прихожей зеркало во всю стену и какие-то висюльки, похожие на колокольчики.
— Нравится? — горделиво спросил Тенгиз.
— Что это? — Валя дотронулась до «колокольчиков». Тут же послышался мелодичный, хрустальный звон.
— «Попутный ветер», — объяснил Тенгиз. И добавил: — Это «фэн-шуй».
— Фен… что?
Он засмеялся.
— Учение такое. О том, как стать счастливым. А эти подвески оберегают дом от злых духов.
Валя скептически пожала плечами. Неужели счастье зависит от местоположения предметов? Ей показалось это странным и смешным. Однако вслух она ничего не сказала, сняла сапожки, куртку и прошла в комнату.
Тут также все изменилось. На постели лежало новое, дорогущее покрывало, в углу красовалось трюмо, уставленное флаконами с духами и туалетной водой. На полу, под ногами лежал толстый, китайский ковер. Похоже было на то, что Тенгиз действительно разбогател и денег у него куры не клюют.
Валя осторожно присела на край тахты.
— Я сварю тебе кофе, — сказал Тенгиз и, не дожидаясь ответа, ушел на кухню.
Вскоре оттуда послышался рев кофемолки.
Валя сидела на постели, уронив руки на колени. Ей казалось, что она видит себя со стороны — потерянную, одинокую, не знающую, чем заняться.
Грудь болела все невыносимей. Валя хотела было сцедить молоко в последний раз, но пересилила себя. Порылась среди вещей, вытащила тугой бюстгальтер, надела, затянула накрепко лямки. Боль немного утихла, но все тело неприятно ныло — организм, выдернутый из привычного режима, бунтовал.
«Выпью кофе, и станет легче», — решила Валя. Ей пришло в голову, что можно бы выпить чего-нибудь и покрепче, чтобы окончательно прийти в себя.
— Тенгиз! — крикнула она в кухню.
Он тотчас возник на пороге, с полотенцем через плечо.
— Сейчас принесу кофе.
— Слушай, а у тебя есть коньяк? — спросила его Валя.
— Есть. Хочешь выпить?
— Хочу. — Она кивнула. — Совсем чуть-чуть.
— Будет исполнено. — Тенгиз открыл бар, достал оттуда плоскую флягу, взял из горки пару хрустальных рюмок, виртуозно наполнил до самых краев.
— Я же сказала, чуть-чуть, — недовольно проворчала Валя.
— Тут немного, — успокоил Тенгиз, поднося рюмку к ее губам. — За тебя.