Радуга и Вереск - читать онлайн книгу. Автор: Олег Ермаков cтр.№ 51

Смолкла — и снова все затопали, музыканты запиликали. Раз — молчат. Дворянин запевает:

«Пиво-то в шубе, вино в зипуне, брага в армяке. Прощелыга вода и боса, она без пояса. Кто напьется воды — не боится беды, никакой крамолы и дьявольщины. Изопьем-ка вина, то прибудет ума! Испили маленько, шумит в голове. Испить было больше — побольше шумит».

Девица голосит:

«Свині хрю, поросята гиги, гуси гого. Встань, затоплюваних, перекисло, заважай. Чия була журба — нещопана скіпа. А велика печаль — на печі дітей качати».

Снова музыканты наяривают, плясуны откидывают коленца.

Молодец:

«А и ел чеснок, отрыгается, целовал молоду, то забыть нельзя. А капуста в масле — не ества ли то? А грибы с чесноком — не закуска ли то? Молодица в шапке — не девка ли то? Веселой молодец — не утеха ли то?»

Девица:

«Мать дочери своей говаривала и наказывала: не велела молоденьке с мужем спать, под одежду заглядывать. А и я молода с глупа разума-ума. А спи ты, мой муж, не раскатывайся, что сизой голубок на гнездушке. А и мужу-то жена свету видети дала: петлю на шею сама возложила, а и милому в окошко конец подала: мил, потяни! мой голубчик, потяни! Милой потянул, ее муж-ат захрапел, будто спать захотел».

И тут все грянули хором: «Ешь, муж, нож, ты гложи ножны! А и сохни с боку, боли с хребту, со всего животу!»

Загудели дудки, запиликала скрипка, застучали бубны.

Девица: «А жена дала мужу на истопке, привела его смотреть: вот, муженек, голубей гнездо тебе киевских мохноногиньких!»

И тут девица распахнула подол, а оттуда полетели, туго хлопая крыльями, голуби, да все белые, только у иных как будто мазки черной краской возле глаз да на концах крыл, а один — весь черный, словно и не голубь, а тень какая-то. Народ запрокидывал головы, глядел, женщины с покрытыми головами, девицы в повязках с лентами или в шапочках, мужики задирали свои бороды, ребятишки в восхищении кричали, руками показывали друг другу и своим мамкам и батькам. Все глядели. И жолнеры, что на близких башнях несли службу.

И голуби, кружась, летели над Верхним торгом… Да вдруг разом и сели следом за черным голубем на тесовую крышу круглой башни, все еще сильно побитой, в трещинах, кое-как затертых глиной.

— Смотри-ка, — молвил пан Григорий Плескачевский, пощипывая щетку усов, — на Шейнову опустились.

С утра шел дождь. Николаус просыпался и сквозь храп братьев Плескачевских слышал, как шелестит он по крыше повалуши. Николаусу хотелось дотянуться до лютни на стене и что-нибудь сыграть… Но сон снова одолевал его. И когда уже все они пробудились, дождь не переставал. Над городом, башнями, садами, избами, церквями висела дымка.

— Может, сегодня отменят разъезды?.. — проговорил, зевая, Александр.

Войтех посмеивался.

Умывались они обычно внизу, в саду, из деревянной бочки с дождевой или колодезной водой и шли в дом на утреннюю трапезу. Но сегодня Александр не захотел выходить под дождь и потребовал, чтобы Савелий принес воды прямо в повалушу. Войтех с ним заспорил, мол, нечего разводить здесь сырость. Александр заносчиво возражал. И все-таки настоял на своем. А Войтех с Николаусом спустились и пошли к бочке под развесистой яблоней. И когда они лили друг другу воду ковшом, на улице послышался топот и ржанье. Это был вестовой. Он передал приказ воеводский как можно скорее явиться к башне Molohovskaya.

— Кому? — спросил Войтех.

— Товарищу панцирной хоругви, — бросил в ответ вестовой и, пришпорив черно-белую лошаденку, поскакал дальше по улице.

Войтех, расчесывая мокрые черные волосы пятерней, смотрел на Николауса.

— Пан лютнист, тебе, похоже, на голодное брюхо придется скакать.

— С чего бы это? — стараясь быть спокойным, проговорил Николаус.

— Что ж, вашу волчью хоругвь ноги прокормят!

Николаус вытирал рушником покатые сильные плечи, играя шарами мышц, глядел вверх на низкие серые небеса, все сыплющие дождь. Жибентяй подавал ему одежду. Потом кольчужный панцирь, шлем с мисюркой и волчьим хвостом, пояс с саблей и кожаными сумками для пуль и пороха.

Пани Елена вышла на высокое крыльцо, чтобы позвать молодых мужчин в хоромы. Увидев Николауса в полном облачении, удивилась. Жибентяй подводил ему лошадь. Узнав, в чем дело, она тут же крикнула Савелию, чтоб он принес хлеба и жареную рыбу со свежим зеленым луком да фляжку с пивом. И все это велела отдать Николаусу. Но тот кивнул в сторону Жибентяя. Жибентяй тоже уезжал следом за молодым господином, в жупане, шапке, высоких сапогах, вооружен он был саблей и луком. Переняв у хмурого Савелия узел с едой, сунул его в кожаную суму. И они поскакали по грязной улице под моросящим дождем.

Перед башней с воротами уже собрались товарищи панцирной хоругви. В сером утреннем свете влажно блестели шлемы, кольчужные панцири, крупы лошадей. Лейтенант Копыто оглядывал товарищей. Дождались еще Любомирского с Пржыемским — и выехали через ворота, стуча по настилу, переговариваясь. Николаус успел узнать, что им предстоит дело. И сердце его забилось чаще. Что за дело, никто толком не говорил. Но — вот оно, наконец-то! И ведь в воздухе давно что-то такое витало. Какие-то глухие слухи доходили из Москвы, из самого центра этого медвежьего царства. Московиты и так-то облизывались на сей замок, а после смерти короля — в безвластие — защелкали зубами. Хотя и был у них с Короной подписан мир.

Впереди скакал Копыто в кавказской бурке, подбитой шелком, в желтых сапогах. За ним остальные. Лица у всех были сосредоточенными. Волчьи хвосты вздымались и падали — вытягивались по ветру они, только когда отряд переходил в галоп.

Николаус вдруг думал о римских провинциях из школьных уроков, не современных, а тех достославных времен, когда Флавий Аэций отбивал наскоки варваров на Рим, — да, и в битве на Каталаунских полях одолел трехсоттысячную орду Аттилы. И с триумфом войско Аэция вернулось в Рим, трепещущий в ожидании решения своей судьбы: кто? свирепые дикие гунны или великий воин Аэций? И жители возликовали, увидев со стен штандарты своей армии и блистательного Аэция на колеснице, в пурпурном плаще.

Сейчас Николаус видел впереди серую бурку Копыта. Ну на самом-то деле его зовут Гжегож Дембиньский. Ничуть не хуже звучит, чем Флавий Аэций.

Да и у самого хорошее имя: Николаус Вржосек!

И пора озарить сие имя блеском новых дел.

По грязной дороге в лужах отряд быстро двигался между полей с густой зеленеющей рожью. Замок остался далеко позади. Справа иногда тускло серебрился Борисфен. То исчезал в травах и деревьях, то появлялся снова. Потом начался лес. Стволы сосен краснели и желтели повсюду. Пахло смолой и хвоей. Дорога была песчаной. Эта дорога уходила на запад. По ней Вржосек и приехал в замок на Борисфене. Какая же напасть грозит оттуда?

Лес остался позади. Они проехали мимо небольшой деревни с пасущимися на лугу коровами и овцами. Пастух в овчинной безрукавке и войлочной шапке глядел на них из-под руки. Пахнуло дымом и навозом.