Спецназ князя Дмитрия - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Соловьев cтр.№ 14

Иван недовольно посмотрел на полосу перекопыченного снега, видимую издалека, на ровную, словно стол, степь и приказал:

– Встаем! Трава здесь добрая. Пусть кони подкормятся, а мы без костра подремлем. Едва забрезжит, двинем далее.

Он подъехал к Алексию, спросил о его самочувствии. Тот ответил:

– Справлюсь, чадо, не сумуй! Не для того вы столько сил потратили, чтоб я погиб. Вон с Леонтием ляжем в обнимку, кошмой накроемся – надышим. Скажи лучше, как путь думаешь править?

– Только на Смоленск, владыка! Минуя Стародуб. Нам теперь отай жить надобно, чтоб вновь литвинам на очи не попасться.

– Еды хватит?

– Коней заводных под нож пустим, коли что. Дотянем…

Он поймал выразительный взгляд Леонтия и улыбнулся:

– То для воев! Для вас, монашествующих, рыбу вяленую да пшено сохраню. Не заголодаете!

С первыми лучами они двинулись дальше в путь. А в следующий полудень случилось то, чего Иван так продолжал опасаться…

Как спознали литвины про поезд московлян, осталось неизвестно. Скорее всего очередной разъезд дозорных узрел свежий след. Поспешающий отряд погони с отлогого яра Иван заметил загодя. Остановился, всмотрелся в ослепительную белизну, скрипнул от злости зубами. Громко крикнул:

– Всем вздеть брони, оборужиться! Сшибка будет, братцы, не избежим!

Он подъехал к возку, пристально глянул на Алексия и Леонтия и негромко произнес:

– Ну, владыко… попроси Господа за себя и за нас, грешных! Чтоб не стала Голгофою эта горка для всех нас…

Алексий встал на снег, пронзительно глянул на недалеких уже конных, широко и неспешно несколько раз перекрестил своих спасителей:

– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!! Мать-земля под нами, Господь Бог над нами, все святые силы с нами! Аминь!!

Осерьезневшие ратники посмотрели, как выходит сталь из ножен. Проверяли тугость тетив, накладывали первые стрелы. Иван принялся расставлять людей неким подобием железного клина. Архипу он приказал:

– Возьми пятерых, будьте при Алексии! Кто прорвется к возку – зубами рви, но не допусти!!

– Может, лучше ты, Иван? Одной рукой много не намашешь.

Федоров мрачно усмехнулся:

– Мне ведьма давеча долгую жизнь напророчила. Вот и проверю, верно ли волхвы судьбу читать могут.

Более не задерживаясь, он вернулся к основной группе. Громко крикнул:

– Не робеть! Строя не терять! Их надо пополам расчленить, тогда легче станет. И надо выбить их старшого, любой ценой выбить!! Лишнее сбросить, не замерзнете!! Вперед, братцы!

Маленький треугольник железных тел, поблескивая лезвиями мечей, сабель и насадками немногочисленных сулиц, тронулся с места, постепенно набирая вниз по отлогому склону ход. Во все легкие Иван заорал старое монгольское «Хур-р-р-р-а-а-а-а!!», подхваченное друзьями.

Федоров видел, кого хотел. Чернобородый боярин в дорогой посеребренной броне вел свою ватажку, уже явно предвкушая победу. Было отчего: два десятка против пяти по всем правилам не могли выдержать правильного открытого боя. Он все просчитал верно: кони литвинов были еще свежи, серебро поимавшему владимирского митрополита обещано, люди к бою навычны. Не учел лишь одного: духа!! Литвины шли в бой, а не на смерть, для московлян же эта схватка означала либо все, либо… горние выси! Они помнили, кого оставили за своими спинами, они знали, что значил отбитый Алексий для их родной земли, они помнили его последнее напутствие. И им было теперь уже ничто не страшно!!

Иван прибегнул к своему излюбленному приему для первой конной сшибки. Он держал тяжелый шестопер в правой руке, словно собираясь бить с нее, заводя коня влево от боярина. Тот также уже приготовился для удара справа. Но за несколько саженей москвич перебросил рукоять булавы в левую, дернул повод, направляя коня с иной стороны. Литвин попытался прикрыться щитом, неловко занося меч. Иван бьет в загривок коня, тот тотчас прядет на передние колени, всадник тяжелым кубарем катится через голову животного. Летящий следом за Федоровым москвич точным ударом в полуоткрытое лицо ставит на нем свою смертельную печать…

Чья-то сулица ударила Ивана в плечо, за малым не прорвав кольчугу. Он вновь ударил, теперь в железо. Верная левая рука работала всегда лучше правой, первые уроки Ярослава для боя обоеруких, многажды закрепленные ратной практикой, навсегда осели в мозгу, делая из уже пожилого мужа подобие боевой машины. Эх, если б еще и усохшая правая могла служить, как в молодости!!

Оба отряда потеряли ход, кони толклись на месте, яростно грызясь и подчиняясь удилам и коленям вершников. Бой достиг того шаткого равновесия, когда любая малость могла толкнуть чашу победы вниз. Лязг харалуга, мат, хрипы, предсмертный стон – все смешалось в какофонии рубки. Иван почувствовал новый удар, ощутимо теперь уже кольнувший плоть. Свой удар в ответ!..

Тому, что литвины дрогнули и побежали, москвичи были обязаны в итоге Архипу! Наблюдая от возка за боем, он увидел, что левое крыло недругов начинало вспячивать коней. И ударил со своей пятеркой туда, сразу выбив из седел четверых и посеяв страх в сердцах оставшихся. А когда заворачивают коней несколько, часто в неразберихе боя их примеру следуют и остальные!

Литвины рассеявшейся толпой покатили вниз. Их стало меньше, гораздо меньше! Погони не было, поскольку не было для этого уже ни ярости, ни сил! Да и людей… Шестеро московитов недвижно лежали на истоптанном, залитом кровью снегу. Среди них и Архип, получивший, возможно, один из последних ударов в этой сшибке по не прикрытой кольчужной сеткой шее. Оставшиеся в седлах почти все были помечены литовским железом. Они смотрели на убегавших сквозь кровавый пот, все еще не веря тому, что содеяли…

Сутки стояли «на костях». Перевязали друг друга. Леонтий и сам Алексий тоже приняли в этом участие, решительно отвергнув робкие протесты ратных. Они были правы – в этой оставшейся ватажке фактически уже не было деления на митрополита, его слугу и вельяминовских воев. Была лишь группа Любви, территория Любви, живущая ради Любви к ближнему своему и малолетнему московскому князю, в благополучии которого заключалось теперь благополучие всей их родной земли. Убитые были отпеты и погребены в общей бертьянице, отрытой топорами и мечами. Глеб попросил Ивана:

– Дозволь парням брони литовские завьючить и с собою взять? Коней много, довезем. В Смоленске али в Москве продадим, оделим жонок, что одни теперь остались.

– Себя тоже не забудьте, – глухо отмолвил Федоров. Голова его слегка кружилась от потери крови, но отчего-то страха перед предстоящим еще далеким и неведомым путем у Ивана уже не было.

Преодолевая заснеженные поля и реки, ночуя в бедных деревенских избах, где потолки черны, блохи злы и настойчивы, где скотина делила одно пространство с хозяевами в лютые морозы, не раз отбиваясь от больших стай волков, державших в страхе громадные территории и забывших всякую боязнь перед человеком от свирепого голода, спасители митрополита Владимирского Алексия вместе с охраняемой ими надеждой юного князя московского, его бояр и всей северо-восточной Руси добрались-таки до Смоленска. Вид измученных, обмороженных людей был жалок. Епископ Смоленский, поставленный самим Алексием, пришел в ужас от увиденного, приказал топить баню, откармливать москвичей молоком и скоромной пищей, опасаясь давать сразу мясное. По мере возможностей своих заменил лошадей, подарил видавший виды закрытый возок, оставил у себя на излечение дотянувших до города на Днепре раненых. Митрополит согласился на короткий трехдневный отдых. Он прекрасно понимал, что требовалось как можно быстрее достичь Москвы, пока еще держали дороги и не вскрылись реки. Но очевидно было и иное – сами люди могли просто надломиться в этой изматывающей многонедельной гоньбе!