Феодал - читать онлайн книгу. Автор: Александр Громов cтр.№ 79

Эта река не петляла. Она текла как по линейке – могуче-широко и идеально прямо. Дюны и барханы, подступавшие к самым берегам, не смели нарушить ее ровный бег. Ни кустика, ни деревца не укоренилось близ воды.

Из давних лет приходило воспоминание: дейтериевая вода не поддерживает жизни. Откуда Фома это знал, он не мог точно вспомнить. То ли слышал от кого-то, то ли вычитал где-то. Какая разница! Он не верил в то, что вода была «тяжелой». Для объяснения странностей Плоскости не годятся земные причины.

Отчалить удалось лишь через шесть дней. Дважды Фома и Оксана ходили в оазис за новым материалом для плота, и еще один раз Фома ходил один, велев Оксане дожидаться на берегу. Вместе с двумя бамбуковыми стволами он принес небольшой запас дров, полрюкзака фруктов и несколько лепешек, испеченных из последней муки.

Долго вязали плот. Фома не верил реке. Где-то за вечной дымкой, ограничивающей видимый мир несколькими тысячами шагов, водный поток мог низвергнуться в подземную дыру. Почему бы нет? Ведь и изливается он, наверное, тоже из подземной дыры. А перед тем как нырнуть вглубь, река может вволю побеситься на порогах, с нее станется. И как знать, не водятся ли в ней крупные хищные твари? Плот нужен прочный. Порогоустойчивый и крокодилоустойчивый. И три длинных шеста, чтобы был хоть один запасной.

Плавсредство здорово осело под грузом. Если по-честному, то не мешало бы сходить за бамбуком еще разок. Разумная осторожность боролась с нетерпением и проиграла. Фома утешал себя: слишком тяжелый плот непросто было бы спустить на воду. И с этим-то намучились едва не до грыжи…

Он держался настороже. Пусть попробует какая-нибудь водяная тварь напасть на плотик! СКС всегда под рукой. Шмотки надежно принайтовлены. Одна ступня продета в специальную веревочную петлю, чтобы не вылететь за борт при внезапном толчке. Искупать людей и груз можно только перевернув плот.

На «ночь» пристали к берегу, но спали на плоту. В дальнейшем плыли и «ночью». Река по-прежнему текла прямо. Ни притока, ни родника на береговом уклоне, ни деревца, ни метелки жесткой травы. Однообразие песчаных берегов действовало на нервы. Все барханы похожи друг на друга. Изредка маячило вдали облачко белого тумана и скрывалось за песчаными волнами. Еще реже проходили стороной набрякшие тучи всех цветов радуги и неспокойные хоботы смерчей.

На воде не было ловушек.

Дни проходили в пустой болтовне и приступах буйной любви. Иногда Фома вспоминал умелую Бриджит. Сравнение казалось кощунственным. Ему нужна подруга, а не самка!

На четвертый день Фома рискнул искупаться, и никто не схватил его в воде. Все же он стоял на плоту с карабином наготове, когда купалась Оксана, готовый вогнать пулю в любой посторонний предмет.

Что-то в реке все же водилось. Иногда «усы» на воде выдавали движение некрупного тела близ поверхности. Встречались прибитые к берегу водоросли.

Больше ничего.

Наметив ориентир и оценив расстояние, Фома высчитывал скорость течения. По сравнению с пешим ходом выходило совсем неплохо. Разве способен феодал пересечь свой феод за одни сутки? Только при отсутствии ловушек, чего никогда не бывает. Река за сутки убежит значительно дальше.

Вопрос: куда?

– Она никогда не кончится, – заявила Оксана не то на десятый, не то на одиннадцатый день сплава. – Она так и будет течь прямо и прямо. Всегда.

– В бесконечность? – спросил Фома. Ироническая улыбка далась ему с трудом. – Никто не доказал, что Плоскость бесконечна.

– И не докажет. Мы тоже не докажем, потому что умрем раньше. Завтра у нас кончится еда.

– Причалим к берегу и поохотимся на многоножек.

– Ты их видел? Я не видела ни одной. Они здесь не водятся. Да и дров у нас уже нет.

Фома не возразил – трудно спорить с очевидным.

– Зато полно воды, – попытался утешить он. – По-моему, в реке есть и пища. Попробуем рыбачить.

– Чем? Руками?

Фома молча скрипел зубами. Почему он не выспал несколько гранат? А ведь, помнится, хотел! Решил, что ноша и без того тяжела, – и правильно в общем решил. Ему не понадобились гранаты, чтобы отбиваться от людей. Кто мог знать о реке? О ней не доходило даже туманных слухов, неотличимых от врак, тех слухов, что передаются от феодала к феодалу не без эффекта «испорченного телефона». Феодал Фома знал, что на Плоскости бывает все, но не поверил бы в существование большой реки.

– По-твоему, река – тоже ловушка Плоскости? – спросил он.

– Ловушка для дураков, – объявила Оксана. – Прости, но здесь ты такой же дурак, как и я дура. Ты в своих владениях был умным. Там ты все знал. А здесь мы попались.

Царапины на бамбуковом стволе отмечали пройденный путь. Стараясь придерживаться масштаба, Фома по памяти изобразил пройденные феоды, большую пустыню, ничейный оазис. Выходило, что по воде пройдено уже вдвое больше, чем по суше.

А значит, вернуться нельзя.

Кто мог подумать, что населена лишь малая часть Плоскости?

Гипотеза была возможна, но не казалась правдоподобной. Опыт жизни говорил иное: повсюду встречаются оазисы, спальни, точки выброса. Где-то они понатыканы пореже, где-то погуще, но ведь это естественно. И нет земли без феодала.

Оказалось – есть. Плоскость опять обманула. Кто в плену привычных представлений, тот всегда бывает обманут. Убогим умом человек не в силах постичь замыслы Экспериментатора. В рамках эксперимента от него этого и не требуется.

– Можно поискать спальню, – в сильном сомнении проговорил Фома.

– А как их ищут?

– Замечают место, куда не заползают ловушки. Потом ложатся там спать и видят сны. Если что-то материализуется – значит, спальня. Другого способа не знаю. Никто не знает. Можно потратить время впустую. Можно нарваться на дурилку или обменник.

– Ничего себе!

– Все спальни обнаружены давным-давно опытным путем, – поделился Фома старой истиной. – Нет спальни – нет феода. Знаешь, я предлагаю двигаться вперед. Ну их, эти спальни.

– Вот и я так думаю, – вздохнув, сказала Оксана. – Ладно, вперед так вперед. Должна же когда-нибудь кончиться эта пустыня…

В ее голосе не было уверенности.

Преподобного Евпла беспокоил живот. Нет, никакой нутряной хвори в нем не было и отродясь не бывало. Просто он начал свешиваться с колен. Просторная ряса уже не могла скрыть сей печальный факт.

Преподобный сидел в широком, специально для него сделанном кресле. Умерщвляя плоть по чину, он подкладывал под себя подушку, набитую шерстью, а не пухом.

Шерсть давали кошки. В обители их жило девяносто семь штук, потомков одной пары, попавшей сюда лет сорок назад. Зверьки регулярно плодились, увеличивая мяукающее поголовье, а что до вырождения, то на качестве шерсти это не сказывалось. Сестры Евпраксия и Евлалия ежедневно вычесывали животных гребнями различной густоты, разделяя вычески на остевую шерсть и подшерсток. Несколько послушниц сортировали шерсть начисто, промывали ее и сушили, заодно истребляя попадавших в нее богопротивных тварей – блох. Половина продукции шла на набивку подушек для братьев и сестер, из второй половины послушницы пряли неплохую пряжу. На двух ручных ткацких станках поспевали праздничные рясы, менее нарядные, чем будничные, джутовые, а то и вовсе эфемерные. Рясы выходили жарковатые, зато долговечные. Даже теплые носки и валенки страдающего суставным ревматизмом брата Евангела были сработаны из кошачьей шерсти.