Шанс для динозавра - читать онлайн книгу. Автор: Александр Громов cтр.№ 25

Тринадцать поколений маркграфы унганские враждовали с герцогами марайскими из-за этих обширных, но, по правде говоря, не очень-то плодородных земель, стиснутых с двух сторон маркграфством и герцогством, с третьей – Пестрой пустыней, а с четвертой – Малым хребтом и опять же Пестрой пустыней. Не раз этим землям случалось быть завоеванными то одной, то другой стороной. Не раз войско герцога подступало к стенам Марбакау, и не раз унганцы, в свою очередь, гнали врага до самой его столицы, но победить окончательно и бесповоротно не могли ни те, ни другие.

Так и тянулось. Селиться на Спорных землях прочно и всерьез, строить дома, пахать землю и так далее – дураков не было. Встречались кочующие скотоводы, никому не подчинявшиеся, живущие в шалашах, одичавшие до замены человеческого языка каким-то лопотанием и очень недружелюбные. Во времена перемирий и относительного спокойствия Спорные земли служили пристанищем беглых крестьян, разбойников и всякого прочего сброда, кому жизнь – копейка. Жила эта братия, естественно, грабежом владений герцога и маркграфа. Дважды предводители тех банд, перерезав конкурентов и установив единоначалие, пытались основать более или менее нормальное монархическое правление, но все впустую. Однажды из-за Пестрой пустыни налетели целым войском кочевые варвары, сунулись было дальше, получили по носу и, откатившись в Спорные земли, попытались закрепиться, создав прочный форпост для будущих набегов. Чтобы выбить их обратно в пустыню, герцог и маркграф даже заключили временный союз, и варвары были сокрушены. После чего между герцогом и маркграфом вновь потянулась череда более или менее бестолковых войн, перемирий с клятвами, клятвопреступлений, жалоб в Имперский высший суд, и предел конфликту положил только имперский канцлер Гугун Великий. Спорные земли он объявил коронными владениями императора и даже попытался назначить туда администрацию. Никаких доходов с новых своих владений император, правда, не получил, зато между маркграфством и герцогством воцарился не слишком надежный, но все-таки мир.

Как только заносчивый самозванец Барини объявил о независимости Унгана, герцог возликовал. Предстояла война, и не было сомнения в двух вещах: в том, что Барини будет разбит, – это раз, и в том, что активное участие Марайского герцога в войне можно обусловить переходом Спорных земель в его, герцога, владение. Уж он-то сумеет выжать из новых владений доход! В крайнем случае раздаст эти земли вассалам за службу.

Удалось заручиться договором, подписанным канцлером и скрепленным личной клятвой молодого императора. И это был единственный успех за всю несчастную для герцога войну. Барини бил своих противников, как хотел. При заключении мира Спорные земли формально так и остались за императором.

Реально – ни за кем.

И не зря переглядывались придворные, трясущиеся верхом в свите князя. Вот как, значит… Вот для чего столько ехали… Ну, добро. Князь решил продемонстрировать: Спорные земли – его земли. Князь желает здесь охотиться. Значит, он будет здесь охотиться. И его потомки будут здесь охотиться. Кто-нибудь хочет возразить?

И подбоченивались важно, и подкручивали усы – знай, мол, наших, – и любезничали с немногими дамами, одолевшими долгий путь бочком в седле, с шелковыми масками на лицах от солнца и пыли. Иные, кто поосторожнее, вертели головами: не выскочит ли из ближайшего леска или степной балки давно дожидающийся в засаде отряд марайской конницы? Поглядывали назад, где пылил небольшой отряд конных латников, взятый ради охраны от дорожных случайностей. Маловат отряд-то…

Но князю виднее.

И действительно – до поросшей кустарником балки, где егеря обложили гиенье логово, кавалькада добралась без приключений.

Было позднее утро.

– Матерые хоть? – спросил Барини.

– Так точно, ваша светлость… видели матерых. Пять, возможно, шесть. Один зверь черный весь, величины небывалой. А всего около двадцати, не считая щенков.

– Начинайте, – велел Барини егермейстеру. Тот с поклоном подал князю тяжелое копье и сейчас же унесся к своим егерям. Пора! Пора!

Охота на панцирных гиен сродни боевому искусству. Лишь очень мощный и точный удар копьем пробьет спинные щитки опасной твари. И лишь опытный всадник, сроднившийся с конем в одно целое, сумеет увернуться от удара клыков, когда гиена, повернувшись, норовит ударить лошади в бок, завалить ее, перепахать клыками вместе со всадником в кровавое месиво и сейчас же начать пожирать добычу, рыча и давясь. До сих пор еще дворянство с малолетства приучает своих отпрысков к охоте на гиен, ибо справедливо считается: умелый охотник имеет все шансы уцелеть и в сшибке панцирной конницы. Как будто теперь нет ни бомбард, ни аркебуз, ни мощных арбалетов!

Но дворянский сопливый молодняк охотится в сумерках, когда слабое зрение гиен делает их робкими и вполне предсказуемыми. Настоящий мужчина охотится при свете дня.

Барини поднял руку в перчатке. Бледный от волнения молодой оруженосец, державшийся позади, тронул коня, подъезжая ближе. Боготворя господина, юноша, конечно, предпочел бы спасти ему жизнь на войне, но если это случится на охоте – тоже неплохо. Только бы не сплоховать… Держаться справа и чуть позади, когда егеря выгонят гиен из балки, не отставать, вовремя подать запасное копье, в случае необходимости отвлечь на себя зверя, забыть о себе, помнить только о господине, беречь его, прикрыть его собой… Если бы Барини, оглянувшись, увидел лицо оруженосца, то, наверное, фыркнул бы.

Рука резко пошла вниз. Началось!

Шум, крики егерей, конский топот, собачий лай… Визжащие звуки особых рогов, пугающие гиений молодняк… Вслед за собаками конные нырнули в балку. Главная задача: разделить гиен, не дать им собраться в оскаленный круг, как ошибочно велит им инстинкт, ибо в такой охоте мало интереса. Разогнать в разные стороны матерых – и один на один, чья возьмет. Самки, конечно, не уйдут от детенышей, но это забота егерей, кровавое зрелище для придворных дам… Настоящие охотники всегда гонят самцов, и погоня бывает долгой.

– Мой! – крикнул князь, устремившись за черным зверем и вправду невиданной величины. Оруженосец обскакал свалку кругом, кольнул копьем удирающего от собак пятнистого двухлетка и понесся за князем. Тугой ветер запел в ушах.

Только двое – князь и его верный слуга. Нет, трое – князь, оруженосец и зверь. Старый самец, но еще в полной силе. Копьем в тот щиток, что ниже левой лопатки. Но если он обернется… Благородная дичь бежит до тех пор, пока не свалится, обессилев. Панцирные гиены умеют сберечь в себе достаточно сил хотя бы на один бросок и атакуют всегда внезапно, разворачиваясь и нападая с молниеносной быстротой. Тогда бить в пасть. Кто утратил бдительность, тот погиб.

Князь скакал на своем любимом мерине, крупном, выносливом, но не быстром в скачке, и оруженосец скоро догнал господина. Черный зверь молча бежал впереди шагах в пятидесяти, подминая сухие травы.

Скоро перестали быть слышны крики егерей и охотников, лай собак и хриплый вой погибающих гиен. От балки в разные стороны удалялись не то четыре, не то пять групп конных, преследующих добычу. Никто, кроме оруженосца, не посмел увязаться за князем, зная: помощники ему не нужны, а лизоблюдов Барини не терпит. Свидетелей охотничьего подвига не требуется – свидетельством станет голова черного зверя с ножами торчащих из пасти клыков.