– М-м… Петербург далеко, – изрек географическую банальность Буа-Жубер. Не приняв еще никакого решения, он раздумывал, покачивая в руке высокий стакан с соком манго. – Знаете, мне иногда кажется отсюда, что и Парижа никакого нет. Туман, сон… Париж пленяет воображение, но на Сандвичевых островах тоже по-своему пленительно, вы не находите?
– Да, – согласился русский, – пленительно.
– Похоже, господь творил здесь черновик рая, – вымученно пошутил консул.
И, не замечая того, что русский кивнул в ответ довольно равнодушно, продолжал:
– В самом деле, распрекрасное место. Вы знаете, я служил в Турции, так турки в настоящей неге ничего не понимают. Тут только и понимаешь, что это такое – нега… мерзость жуткая. Болото, граф, настоящее болото. Топкая трясина. Ступил – о-ля-ля – пропал. Сладкое самоубийство – вот что такое служба в дивных странах. Ничего не хочется.
– Понимаю, – сдержанно обронил Лопухин.
– Пить спиртное тоже не хочется, – со значением произнес консул, отслеживая внимательным глазом реакцию русского.
– И это понимаю, – отозвался тот. – Похвальное воздержание. Надеюсь, мне представится случай доложить об этом государю императору.
Консул широко раскрыл глаза. Либо перед ним стоял русский совершенно иной породы, либо ему нельзя было верить ни в чем. Сейчас скажет: «Но один-то стаканчик не повредит, не так ли?..»
Но русский этого не сказал. И консул немедленно проникся к нему живейшей симпатией.
И все же отсутствие документов, подтверждающих личность графа, сильно смущало консула.
– Гм, – произнес он, возвращаясь к вопросу о деньгах, – а велик ли процент?
– Двадцать процентов за сам факт займа, – тотчас отозвался русский. – И пятьдесят процентов годовых.
Глаза консула удивленно расширились.
– Это щедро.
– Не очень, принимая во внимание наше бедственное положение, – засмеялся русский. – Ну как, согласны?
– Я вижу, иметь дело с Российской империей выгодно, – полушутя заявил Буа-Жубер.
– Вы даже не представляете себе насколько, – добродушным тоном ответствовал граф. Быть может, чуточку слишком добродушным, и чуткое ухо француза мгновенно уловило изменение тона.
– Да… но гарантии?
– Никаких, кроме моего слова. Если российское правительство паче чаяния откажется погасить вексель, я сделаю это из собственных средств. Но оно не откажется. Третье отделение Личной канцелярии государя всегда платит и не бросает слов на ветер.
Теперь все стало понятно Буа-Жуберу. Кто не наслышан о Третьем отделении! Вот, стало быть, кто этот русский граф Лопухин… Стоп! Да ведь русский черный полковник из свиты цесаревича… ну тот, у которого такой страшный сабельный шрам на лице… он, кажется, говорил что-то о русском графе, пропавшем без вести в бою с исландцами…
А мозаика-то складывается! Третье отделение. Пираты. Плен. Шпицберген. Восстание. Провокация в Гренландии. Война между англичанами и исландцами, которая на руку Франции. Появление Лопухина на Оаху. Однако этот граф – человек больших скрытых возможностей!
А кроме того – нетипичный непьющий русский!
– Ну что ж, – заговорил консул, отчаянным усилием гоня вон из памяти тошные воспоминания о кутежах с цесаревичем, – ваша просьба кажется мне основательной. Я буду ходатайствовать перед губернатором о том, чтобы вашему судну разрешили находиться здесь сколько угодно. Пожалуй, отправлюсь к нему с визитом ближе к вечеру, когда станет прохладнее… Не окажете ли вы мне честь сопровождать меня?
– С удовольствием. Но прежде подскажите мне, найдется ли в этом городе приличный магазин готового платья? Согласитесь, не в таком же виде…
– О, разумеется. Есть очень хороший французский магазин. Останетесь довольны. А пока мы могли бы несколько подробнее обсудить условия займа…
Проговорив это, он сделал многозначительную паузу. И дождался:
– Сто процентов в год. Долг вам не вернут, но проценты будете получать аккуратно. До конца жизни. В обмен на… некоторое содействие с вашей стороны. Оно не будет обременительным, уверяю вас.
Теперь пришел черед возмутиться:
– Позвольте! Я французский гражданин, и я патриот!
– А кто вам сказал, что мы потребуем от вас что-либо предосудительное? – засмеялся русский. – Нет-нет, нам не нужны ренегаты, мы ими брезгуем… Но разве просьба вести дневник вас затруднит? Позднее мы сообщим вам темы, которые нас особенно интересуют. И самое главное, скромные усилия таких людей, как мы, не нанесут вашей прекрасной стране ни малейшего ущерба, наоборот, они помогут делу сближения Франции и России…
Консул криво улыбнулся. Русский молчал, изображая статую Приветливости. В беседе наступил черед Главной Паузы, после которой может начаться легкомысленный с виду, а на деле предельно серьезный разговор о деталях предстоящего «сотрудничества». И консул уже знал, что такой разговор состоится.
Знал это и русский.
«Св. Екатерина» бросила якорь в четверти мили от берега. Лопухин посчитал необходимым солгать команде, будто бы местный губернатор отказал русским в стоянке у портовой стенки. «Иначе их не удержишь, – одобрил решение Кривцов. – Неделю будем выковыривать наших героев из кабаков. Чисто по-человечески я их понимаю, но…»
«Но матрос прежде всего матрос, а потом уже человек», – вероятно, мог бы договорить он, но не стал изрекать давно известное. И сам он был прежде всего командиром баркентины, а уже потом человеком. Лопухин видел, как хочется Кривцову ступить на твердую землю вместо качающейся палубы, да и кому не хотелось бы? Но Кривцов ни за что не позволил бы себе съехать на берег раньше команды.
Вскоре между берегом и «Св. Екатериной» засновали баркасы. На баркентину везли воду в бочках, солонину, горы удивительно дешевых тропических фруктов, уголь в преогромных мешках и живых свиней цвета угля.
– Знамо они от солнца такие черные, – рассуждал, презрительно косясь на хрюкающий груз, матрос с серьгой в ухе. – Как негры в Африке. И тощие какие, глянь! Не, с них много сала не возьмешь. Свиньи – животные нежные. При такой жаре из них сало живьем вытапливается…
Вечером матросы метали жребий: кому ехать на берег, а кому ждать своей очереди до завтра, а то и до послезавтра. Кривцов распорядился отпускать ежедневно не более трети команды. Деньгами снабжал скупо.
– А на гульбу? – тщетно канючили недовольные. – Добавить бы надо, вашбродь! Ну что на энту денежку укупишь?
– Что купишь, то и твое. Марш! Следующий!..
– Как же это, ваше благородие? – не унимался проситель. – Нищие мы, что ли? Что о нас, о русских, подумают?
– Кружку пива выпьешь. Или стакан пальмового вина, есть тут такое. Авось останешься в уме и на местных баб не полезешь. Дурную болезнь захотел приобрести за свои деньги, дурья твоя голова? Так здесь это запросто. Следующий!