Наконец модель американского истребителя времен Второй мировой войны собрана, электродвигатель установлен, и самолет готов к полету.
– Пойдемте на улицу запускать его! Ну пойдемте! Пойдемте! – Кит топчется на месте.
Мальчишки переглядываются и наперегонки бегут по комнатам одеваться.
Я улыбаюсь, смахивая слезы – это слезы радости. Неважно, что было раньше, сейчас мы все – как одна большая семья.
День пасмурный и прохладный, все надевают теплые толстовки. Я одета легко, Кир отдает мне свою ветровку.
Вчетвером уходим за дома к пустым холмам.
Для запуска самолета нужны двое: один стоит и держит планку с привязанными тросиками, второй отходит на пятнадцать-двадцать метров – на всю длину троса – и кидает в воздух самолет с включенным двигателем.
Кирилл держит планку, Кит стоит рядом и прыгает от нетерпения. Архип бросает самолет. Пилотажка, быстро набирая скорость, начинает с жужжанием бешено летать по кругу. Вскоре Кирилл уступает место Киту, который, поняв, что нужно делать, так же легко управляет самолетом.
Я смотрю на его довольный и радостный вид и понимаю, что попала в точку.
– Кит, покажи Ханне, как надо управлять! Научи ее летать! – говорит Кирилл Киту.
Кит смотрит на меня задумчиво. Я знаю, что Кирилл сказал так, чтобы дать повод нам с Китом побыть рядом и убрать стоящую между нами стену, присутствие которой я чувствую так отчетливо. Я вижу, он побаивается меня, не знает, как следует ему вести себя со мной, поэтому держится в стороне. Когда мы шли на холм, он шел то рядом с Кириллом, то с Архипом, и всегда – подальше от меня. Я не знаю, как относиться к этому. Я готовила себя к тому, что моего Кита больше нет и что человек, который сидит в его теле, чужой мне. Но как можно быть готовым к этому, если я отчетливо вижу его, моего Кита? Те же волосы, те же глаза, голос, улыбка… А под этой человеческой оболочкой – совсем не Кит, а кто-то другой. Маленький ребенок, который боится меня.
Кит уверенно кивает, и я подхожу к нему. Он протягивает мне в руку планку, говорит, как надо держать.
– Ты должна успевать за ним и крутиться вокруг, вот так! – Он делает оборот.
– Вот так? – Теперь уже я делаю круг.
– Ага! Держи веревку крепко, а то он улетит.
Мы вчетвером все по очереди управляем самолетом. Со стороны, мы, наверное, смотримся, как четыре лучших друга. И никто даже не подозревает, какое паршивое прошлое было у нас четверых, какой жгучей ненавистью и войнами скреплялись наши отношения. Кирилл и Кит. Кирилл и Архип. Я и Архип. Как же все эти пары ненавидели друг друга, сколько боли и жестокости натерпелись.
А теперь, посмотрите – мы радостно передаем друг другу корд, смеемся, бегаем по холмам, подбадриваем друг друга. Четыре абсолютно разных человека, мы должны были идти каждый своей дорогой, но этого не произошло. Наши дороги сошлись в одной точке, и с этого времени мы будем всегда идти параллельно.
Дома за вечерним чаем Кирилл обращается к Киту:
– Кит, покажи, какой мы с тобой склеили корабль!
Кит радостно убегает в комнату и возвращается с огромной моделью корабля, собранного из бумажных деталей.
– Вау! Это просто здорово! – Хвалю я работу парней.
– У нас еще и танк есть! Только мы его еще не склеили, – говорит Кит.
– А подаришь Ханне танк, когда мы его доделаем? – спрашивает Кирилл. – Ханна просто обожает танки!
Кит хмурится и напряженно думает, я вижу, что танк он не прочь бы оставить себе. Но тут я замечаю, как Кирилл под столом пинает его.
– Да, подарю, – быстро отвечает Кит.
Эта скрытая сцена под столом не очень мне нравится. Как будто Кирилл и Архип всеми силами пытаются не разочаровать меня и делают так, чтобы Кит якобы по своей воле чем-то радовал меня.
Когда становится совсем поздно, я начинаю собираться домой. Кирилл вызывается меня проводить.
– Ты придешь к нам еще? – спрашивает Кит, глядя мне в глаза. Я отвожу взгляд: его глаза как сундук, в котором спрятаны тысячи моих самых приятных воспоминаний. А ключ от сундука давно утерян, его больше не открыть… Я не знаю, говорит ли он это искренне, или опять получил пинок от Кирилла и тайный приказ сказать мне эти слова на прощание.
– Приду, обязательно приду.
На улице совсем темно, а воздух холодный, как будто сейчас осень, а не лето. Мы идем по холмам к моей дыре в заборе и светим под ноги фонариками.
– Ты здорово держалась, – говорит мне Кир. – Хотя я видел, как тебе тяжело.
Я киваю.
– Я думала, что, увидев меня, он что-то вспомнит… Ведь не могут просто так стереться воспоминания. Это несправедливо и очень жестоко. Хочу побыстрее оказаться дома. Вечер был очень тяжелым для меня.
– Ты привыкнешь к нему и привяжешься, как все мы. Кит – удивительный, его невозможно не полюбить, ты привяжешься, вот увидишь…
– Но он все-таки не мой Кит, – грустно говорю я. – Это совсем чужой человек, который совсем еще ребенок.
– Но он ничуть не хуже, даже лучше, он… – быстро начинает Кирилл и, поняв, какую глупость сморозил, умолкает. – Извини, я дурак, ляпнул, не подумав.
– Кит – не сломанная вещь, которую можно поменять на более новую целую модель, – говорю я, несмотря на то что Кирилл уже пожалел о своих словах. – Я тебя понимаю, ты ненавидел моего Кита. Я не виню тебя, все, что он сделал тебе, действительно заслуживает ненависти. И неудивительно, что сейчас ты в таком восторге от этого мальчика. – Я не могу назвать его по имени, просто язык не поворачивается. – Я вижу, как его мама смотрит на него, с какой любовью. Она никогда не смотрела таким взглядом на того, прошлого Кита. Но я, в отличие от тебя, любила его таким, каким он был, со всеми его недостатками. Тебе не понять этого. Меня никто не поймет.
– Архип. Архип тебя поймет.
– Может быть. – Я невольно дергаюсь при упоминании этого имени. – Ведь он был ему лучшим другом. Что теперь между вами? Вы снова стали друзьями, как раньше? Простил ли ты его?
Кирилл хмурится.
– То, что произошло с Китом, сблизило нас, просто не могло не сблизить. Честно, мы за все это время так ни разу и не обсудили нашу ситуацию, и я думаю, это правильно. Мы оба не вспоминаем то, что было. Делаем вид, что ничего не помним. Однажды я приходил к Архипу помочь выходить котят, и в один из дней мы оба склонились над коробкой, и Архип тихо сказал: «Прости меня». Но я сделал вид, что не услышал… Почему-то чертовски тяжело принимать извинения, а может, я был не готов тогда принять их. Больше Архип не извинялся… Потом мы долго не виделись, я учился, он был здесь, и я понял, что все, это логичное завершение наших отношений. А дальше – операция Кита… Архип снова попросил у меня помощи, как с котятами. Я сначала хотел отказаться, но что-то подоткнуло меня сказать ему «да». А потом я сам не заметил, как привязался к пацану, ведь ты права, Кит больше не Кит. И больше с Архипом мы не вспоминаем то, что было раньше. Незачем это.