– Кирилл… Кир… Я… Я…
По лицу Архипа я понимаю, что что-то не так. Что-то его определенно тревожит. Случилось что-то страшное.
В моей голове бегают цифры. Неделю назад прошла операция у Брыка. Сейчас Архип прибежал ко мне…
– С Брыком что-то случилось? – спрашиваю я, чувствуя, как сердце будто сжимает холодная костяная рука.
Архип всхлипывает. Его руки дрожат, он сильно нервничает.
Я тяжело вздыхаю.
– Проходи. Расскажешь мне все.
Я провожаю его в комнату. Делаю две чашки горячего какао, беру нам по одеялу и увожу Архипа на балкон. Включаю корову, лампочки загораются, и корова начинает светиться. Архип, кутаясь в одеяло, смотрит на нее, как завороженный. Светящаяся корова всегда притягивает взгляд, как пламя костра или как бурный поток воды.
– Ты можешь рассказать ей все. Я делюсь с ней самым сокровенным, и она всегда меня слушает, – говорю я Архипу.
– Брык… – начинает он историю. – С ним случилась беда. Операция прошла неудачно.
– Он… Умер? – тихо спрашиваю я.
– Нет, не умер, но… Он неделю был в коме, теперь очнулся. Он ничего не помнит. Он забыл, кто он. И теперь он вообще ничего не умеет делать, понимаешь? Он почти не может говорить, стоять, передвигаться, брать ложку, самостоятельно ходить в туалет. Ничего.
– И… Он останется таким на всю жизнь? – спрашиваю я, с ужасом думая о том, что Брык на всю жизнь останется овощем. Нет – уж лучше смерть.
– Врачи не знают. Но это определенно не состояние людей-овощей. Он очнулся вчера. В этот момент я был с ним. Он попросил молока, но не смог взять стакан. Мне пришлось поить его. Он еще много раз сказал это слово – молоко, – все остальные он как будто забыл. Больше он ничего не сказал. Он с интересом изучал меня и врачей, но меня не узнавал. Этим же вечером из Чертоги приехала его мама, но ее он тоже не узнал. Врачи сказали, что такое может быть, – последствия операции. Брык все забыл, и его надо всему учить заново.
Я думаю о Брыке-ребенке, и это абсолютно не укладывается в голове.
– И что же теперь будет? Брык вернется домой?
– Через некоторое время врачи отпустят его. За это время нам придется подготовить дом: обустроить кровать, туалет, продумать много мелочей. Пока он не может ходить, но, черт побери… Он произнес «молоко», а значит, научится ходить. Он стал маленьким ребенком, и нам теперь нужно вырастить его. Мы все продумали с его мамой – изменили свои графики работы так, чтобы с Китом всегда был кто-то из нас двоих. Но когда его привезут к нам… Мне очень понадобится твоя помощь, Кир.
– Моя? – От удивления я чуть не прыгаю до потолка.
– Ты очень помог мне вырастить котят, один я бы не справился. И сейчас мне тоже нужна поддержка. Я бы хотел, чтобы ты хотя бы изредка приходил к нам… Прости, мне больше не к кому обратиться. Я пойму, если ты откажешься.
– Моя? Помощь? Кормить Брыка с ложечки?! Петь ему песенки на ночь? – Я взрываюсь. – Ты хоть понимаешь, о чем просишь, Архип? Чтобы я вертел уточкой-погремушкой и пел «танец маленьких утят» человеку, который однажды сломал мне два ребра?! Да ты в своем уме?
В моей голове все переворачивается вверх дном. Бег, соревнования, учеба, Чертога, Кит, который стал не пойми кем, Архип, который чего-то от меня хочет, друзья, враги, прошлое, будущее…
– Прости, Кир. – Архип виновато смотрит на меня. – Я пойму, если ты откажешься.
* * *
Я все-таки согласился помочь Архипу, не думал, во что это мне выльется.
Архип ведет меня к ним домой, я очень боюсь. Я не знаю, кого увижу перед собой, как мне реагировать, что делать. Я боюсь, потому что Архип ведет меня к врагу. Я помню Кита как врага, у меня в голове не укладывается, что тот, кого я вскоре увижу, – совсем не Кит.
Перед входом в комнату Архип протягивает мне пакет.
– Подаришь ему.
Я достаю из пакета желтую резиновую уточку.
– Не бойся и ни в чем не сомневайся. Он тебе понравится, вот увидишь.
Но я все еще не верю.
Кит лежит на кровати и грызет шнурок, изучает яркую картину с лошадьми, которую Архип повесил над кроватью.
– Здравствуй, Кит, – говорит Архип. – А я привел тебе нового друга.
Кит смотрит на меня глуповатым взглядом, не вынимая шнурок изо рта, а я смотрю на то, как по его подбородку текут слюни.
– Друг, – он тянет ко мне руку. – Друг. Молоко.
Я поражаюсь, какой у него удивительный взгляд – добрый, чистый. Он смотрит на меня, и мне становится очень тепло и спокойно, как будто меня закутали в пуховое одеяло.
Лохматые черные волосы, бледная кожа, острый нос, слишком светлые глаза… Внешне он выглядит как Кит. Но… Я не знаю, кто этот мальчик передо мной, но он определенно мне не враг.
– Привет, Кит. – Я сажусь на краешек кровати. – Меня зовут Кирилл. Или Кир. Теперь мы будем друзьями. У меня для тебя подарок. Это уточка. Утя.
– Утя! – Кит радостно хватает игрушку и тут же засовывает ее в рот.
– Ты ему понравился, – смеется Архип.
– Не знаю, не уверен. – Я растерянно смотрю, как Кит жует голову утке.
Кит тянется к моей руке и хватает меня за большой палец. Я не понимаю, как реагировать. Передо мной, с одной стороны, сидит взрослый совершеннолетний парень, парень, который в прошлом отравлял мне жизнь и которого я всей душой ненавидел. С другой стороны… Передо мной сидит ребенок, и его разум чист, как белый лист. Знаете, я начинаю задумываться о том, что, возможно, Бог существует. Это он дал Киту второй шанс. И сейчас произошло его второе рождение.
Чувствуя его теплое прикосновение, я твердо решаю, что останусь в жизни этого большого ребенка.
Архип протягивает Киту другие игрушки – машинки, лошадки, кубики.
Я наблюдаю за тем, как Кит-ребенок сосредоточенно перебирает кубики, я думаю о том, что сделаю все, чтобы он ни на каплю не походил на то злобное существо, каким он был раньше.
* * *
– На шагающих утят быть похожими хотят, быть похожими хотят не зря, не зря! Можно хвостик отряхнуть и пуститься в дальний путь, и пуститься в дальний путь, крича кря-кря!
Я пою детскую песенку, правой рукой вертя погремушкой, левой держа желтую резиновую уточку, сидя на большой кровати, к которой мы с Архипом прибили специальные бортики – чтобы кровать была похожа на манеж. Моя уточка плывет по воображаемым волнам.
Этот концерт по заявкам я показываю одному-единственному зрителю. Вон он, довольный сидит на кровати, поджав под себя ноги, радостно хлопает в ладоши и заливается веселым смехом.
Кит одет в просторную голубую пижаму. Его глаза светятся счастьем: танец шагающих утят – его любимая песня. Каждый раз, когда я приезжаю к нему на выходные, он просит мне ее петь.