На Ханне желтая куртка. В волосах розовые ленточки. Под последними солнечными лучами она будто вся светится и сверкает. Девочка-праздник.
– У меня дома лежит конверт, – говорит она.
– Что за конверт?
– Из колледжа в Германии.
– Вау! И что там? Тебя берут?
– Я не знаю. Я еще его не вскрывала.
– Но… Почему?
– Это тяжело. Я не сказала родителям, что пришло письмо. И уничтожила электронную версию в почте. Мне нужно собраться с духом и сказать им, что я не уеду отсюда, и неважно, положительный ответ пришел из колледжа или нет. Мне не нужна никакая учеба. Я останусь с тобой. Для них, конечно, это будет шоком… Но я уверена, что они смирятся с моим выбором. Когда мне что-то нужно, они уступают. Так было и будет всегда.
Я молчу некоторое время, пытаюсь усвоить информацию.
Ханна не обсуждала со мной эти планы… Я был уверен, что летом она уедет учиться и смирился с этим. А тут вдруг такие перемены.
– Я этого не хочу. Я хочу, чтобы ты уехала.
Она дергает плечом. Поднимает голову и смотрит на разноцветные облака.
– Мне плевать, что ты хочешь. Я останусь с тобой. Найду какую-нибудь работу… У нас в булочной висит объявление – им нужен младший пекарь, булочная расширяется. Я могу пойти туда. Буду работать. Мы накопим на твое лечение.
И снова я чувствую, что где-то внутри закипает злость. Почему все вокруг всё решают за меня?
– Моя болезнь – не твоя печаль. Это касается только меня, – холодно отвечаю я.
Ханна смотрит на меня. В ее глазах плавают мелкие острые льдинки.
– Снова будешь говорить, что это – не моя война? По сути, это тоже война. Только между тобой и твоей головой. А все, что касается тебя, касается и меня, мы одно целое. И очень жаль, что для тебя это не так.
Мне становится стыдно.
– Прости, я не это имел в виду. Я просто хочу, чтобы у тебя была нормальная жизнь, лучше, чем здесь.
– Я выбрала эту. Для меня она лучшая. Лучшая жизнь – там, где ты.
Ее слова как ножом по сердцу.
– Я хочу, чтобы ты получила образование. Хочу, чтобы ты общалась с хорошими людьми. В общем, жила нормальной жизнью. Так, как обычно живут в богатых городах.
– Я не хочу жить нормально. Я хочу жить с тобой. То есть ненормально.
Я глубоко вздыхаю и говорю ей то, о чем тут же пожалею. Но эти мысли давно сидят у меня внутри. И мне больше некому их высказать.
– Знаешь, я все чаще задумываюсь, что всем было бы лучше, если б я умер.
Бац – и я лечу вниз с забора. Ханна толкнула меня!
Я больно ударяюсь о землю – даже не успел сгруппироваться!
– Это было подло, Ханна! – обиженно говорю я, поднимаясь с земли.
Ханна по другую строну забора изо всех сил бьет по сетке и кричит со слезами:
– Не говори так, Кит Брыков! Никогда не говори! Если еще раз скажешь – я сама тебя убью. Задушу. Ты… Ты эгоист! Думаешь только о себе… Не хочешь бороться и думать о других! Тебе плевать на всех. И на меня!
Я перелезаю к ней на другую сторону. Обнимаю, а ее всю трясет от рыданий. Я баюкаю ее в руках и думаю о том, какой же я придурок. Она немного успокаивается. Смотрит на меня сердито. Надулась, как индюшка. Ее вид почему-то меня смешит. Я улыбаюсь.
– Тебе смешно? Ах, тебе смешно? – Она вот-вот взорвется. Я прижимаю палец к ее губам.
– Я дурак, дурак. Прости меня. Прости, Пряничная девочка. Просто… Я хотел бы, чтобы ты была счастлива. Ты значишь для меня все. Ты – как солнце. Дала мне свет. И тепло. До тебя я не видел этого. Ты сделала для меня очень много, а я… Я ничего не дал тебе в ответ. Я не могу подарить тебе счастье. Не могу дать тебе по сути ничего. Я бедный, как церковная мышь. Живу в доме со стенами из глины и соломы. А еще и больной на голову. Злобный, кусачий, блохастый пес.
Она улыбается. И от этой улыбки вокруг вдруг резко теплеет.
– Если ты – блохастый пес, значит, мое счастье – делить с тобой твою конуру. Будем вместе глодать кость. Я останусь с тобой. Я никуда не уеду. Не прогонишь.
Мы сидим, обнявшись, впитывая тепло друг друга. Про себя я отсчитываю секунды – когда считаешь время по секундам, оно проходит медленнее. Этого я и хочу – замедлить время. Хочу провести так всю жизнь. В объятиях с Ханной. Она удивительная. Я вижу в ней проблеск к той, другой жизни, которую я никогда не знал. Она как зеркало, через которое я вижу другой мир.
* * *
– И сколько у нас времени? – спрашивает Архип, слишком сильно ударяя по груше – цепь противно лязгает и скрипит.
Архип только пришел со смены, и мы ушли на балкон. Я не принимаю участия в нашей ежедневной тренировке – давление низкое, кружится голова. Не понимаю, как у Архипа хватает еще сил на тренировку после тяжелой работы!
Архип притащил мне большой стул, и я развалился в нем, как в кресле. Смотрю с балкона, как по двору носится детвора, и пью молоко с сахаром.
Здесь, на балконе, я наконец-то понял, на что я злюсь больше всего.
Все проблемы я привык решать в драках.
В борьбе я не привык сдаваться, я не пасовал даже перед противниками, которые намного выше и крупнее меня, а тут… Неужели я струхну перед какой-то штукой в голове в диаметре не превышающей пяти миллиметров?! Ох, если бы эта болезнь была человеком… Я бы раздробил ему велосипедной цепью коленные чашечки. Сгрыз бы уши и вырвал бы почки. Но, к сожалению, эта маленькая гадина сидит в моем мозгу – и я не смогу вызвать ее на бой. Она сидит во мне, и я не могу победить ее привычным мне способом. И именно это меня невыносимо злит.
– Я не знаю, сколько у нас времени… – отвечаю я.
– Ну, когда эта штука вырастет настолько, чтобы можно было провести операцию? Месяц? Полгода? Год, два?
Архип раздает удары и прыгает на месте, изредка отступая на несколько шагов по кольцу вокруг груши.
– Не знаю, но не думаю, что через месяц. Думаю, что год… Или два.
– Отлично! Значит, есть время. Потуже затянем пояса, начнем копить.
Я стискиваю стакан почти до хруста стекла.
– Я не хочу этого. Не хочу, чтобы вы из-за меня угробили свои жизни, Архип. Все чаще думаю о том, что всем было бы лучше, если…
Он подходит и сурово смотрит на меня. Не дает закончить фразу.
– Я не узнаю тебя, дружище. Где мой старый друг? Который любил жизнь до кончиков пальцев? Что-то это за унылое говно передо мной? Верни мне моего друга, иначе я сейчас тебя побью!
Он дает мне щелбан по уху – не больно, но обидно.
– Эй! – Я вскакиваю с места, хочу толкнуть Архипа, но он отбегает в сторону.
– Хе, давай, нападай! Что, не можешь? Силенок мало?