Язык огня - читать онлайн книгу. Автор: Гауте Хейволл cтр.№ 19

Cтраница 19

Она никогда не писала так много, как в год после дедушкиной смерти. Мысли приходили сами собой, вырывались наружу словами, выплескивались из нее. Жизнь казалась невыносимой, спасала только возможность писать, делать это было легко и естественно, это помогало держаться. Она изливала горе на бумагу.

А потом я перелистал дневник в обратную сторону, к марту 1978 года.

Это был я.

Она коротко описывает визит на следующий день, а потом уже почти ничего не пишет о новорожденном. Я пролистал страницы до апреля, потом до мая. Май 1978 года в Норвегии, месяц, когда всю страну потрясло убийство в Фредрикстаде, которое не могли раскрыть 29 лет, до апреля 2007 года, когда кто-то вдруг признался. В этот месяц неожиданно нашелся гроб Чарли Чаплина, исчезнувший бесследно из церкви Корсье-сюр-Веве в Швейцарии. Месяц чемпионата мира по футболу в Аргентине. А в Кристиансанне соборный кантор Бьярне Слёгедаль готовил фестиваль церковной музыки, который должен был открыться концертом церковного хора, городского оркестра Кристиансанна и английского баса Кристофера Кейта. Позже, 3 июня, Ингрид Бьюрнер предстояло исполнить Stabat Mater Перголезе, а завершал фестиваль концерт с участием Кьелля Бэккелюнда и Харальда Братли, исполнявших «Искусство фуги» Баха.

В Норвегии май месяц и весна. Весна пришла поздно, но погода стоит прекрасная, легкая облачность, солнечно. А потом приходит настоящее тепло. Листва распускается. Тракторы тянут за собой плуги, вспахивая землю. Холмы зеленеют, коров выпускают пастись, ласточки летают высоко. Наступает лето.

3

Кто же был этот мальчик, появившийся на свет?

Когда я оказался дома, мне было всего нескольких дней. Деревня лежала укрытая снежным ковром, и, насколько я помню, у меня всегда было особое отношение к снегу. Я мечтал, чтобы пошел снег, и обязательно ночью, пока я сплю, чтобы он лег на деревья, на дом, на лес, чтобы глубоко в моих снах шел снег, чтобы белизна покрыла все и чтобы, проснувшись, я обнаружил обновленный мир.

Одной из первых увиденных мной вещей был снег. А потом пришла весна. И вскоре настало лето.

Кем я был?

Играл я, как писала Тереза, немного напряженно. Но все же пытался давать пальцам отдых на клавишах. Делал как мне говорили. Никогда не совершал никаких глупостей. Наоборот, был очень правильным и никому не перечил. Тщательно делал уроки, всегда был подготовлен и всегда приходил заранее. Я приезжал в школу на велосипеде незадолго до восьми каждое утро, хотя поездка занимала всего четыре минуты, а уроки начинались только в половине девятого. Я стоял в темноте и ждал, что сторож Кнют придет и отопрет двери, и, как только он появлялся, я тут же заходил в теплый коридор, относил ранец в класс и терпеливо сидел, когда придут остальные и школьный день начнется. Каждый понедельник я ходил на репетиции хора в молельный дом в Браннсволле. Там я стоял с другими детьми-хористами и пел песни, которые до сих пор помню, все, до единого слова, я стоял и не хихикал, не дергал девчонок за косички и не забывал текст. Каждый второй четверг я ходил на собрания в детском клубе «Надежда», сидел все в том же зале молельного дома и слушал о вреде алкоголя. Мне было лет восемь, когда я впервые узнал, что от пива зеленеет лицо и что никогда нельзя принимать бутылку пива из рук какого-нибудь долговязого прыщавого подростка (всегда почему-то был долговязый прыщавый подросток), уже тогда я узнал, что существует темная сторона жизни, к которой относится пиво. Я узнал, что любой ценой должен избегать темной стороны, иначе пиво меня одолеет, и я буду вынужден непрерывно его пить. Я узнал, что всю жизнь должен придерживаться солнечной стороны жизни, не уяснив, как же этого добиться. Но девятилетнему мальчишке все это казалось очень разумным, тем более что мне так нравилось быть на солнце.

Я хотел быть как все, ничем не выделяться, поэтому был добрым, поэтому делал уроки, поэтому был молодцом. Только одна загвоздка: я часто сидел в помещении и читал. Начал один ездить на велосипеде в библиотеку в Лаувланнсмуэне. Спускался с горки за поворотом на Вуланн и выезжал на равнину, ветер раздувал волосы, я пролетал мимо дома Осты, через ручку Стюбеккен, мимо Стюброкка и через реку Финсона. Велосипед катился почти сам по себе всю дорогу, зато дорога домой с мешком книг на руле была куда тяжелее. Я начал читать книжную серию под названием «История о…». Это была история об Эдварде Григе. История о мадам Кюри. История о Людвиге ван Бетховене. История о Томасе Эдисоне. В эти книги я погружался целиком. Я читал с рвением, взахлеб, и этого никто не понимал, возможно, даже я сам. Книги заставляли меня мечтать. Эти книги постепенно, но неумолимо совершали что-то со мной, так что мне хотелось унестись куда-то прочь. Что-то во мне устремлялось вдаль. Сначала никто этого не замечал, но некая часть меня покинула меня самого и медленно направилась в неведомое. Однако другая часть стремилась остаться. Эта часть хотела всегда оставаться в рамках надежного и знакомого, обозримого и простого, в поселке, который я в глубине души очень любил. Я был сильно привязан к этому месту еще и потому, что к нему был привязан мой папа. Он часто сидел и листал толстую большую книгу под названием «Финсланн — хутор и род», в книге было множество имен, дат рождений, свадеб и смертей, и папа показывал мне, как отследить, кто отец и кто сын, найти его самого и меня, пока — последнего в роду. Так шли годы, и я не знал, кто же я такой, кроме того, что я — последний в роду. Иногда я вспоминал слова Рут: «Да ты выдумщик». Слова остались со мной до сих пор, хотя я давно перестал сочинять истории. Я боялся, потому что мне казалось — это занятие приведет меня на темную сторону жизни.

Тема солнечной и темной сторон жизни звучала вокруг меня крайне настойчиво. Поэтому я начал маскироваться, и много лет мне это удавалось. Даже довольно легко. Я говорил как все и поступал как все. Но я не был как все. Я читал книги. Я стал в каком-то смысле зависим от них. Когда мне исполнилось двенадцать, Карин разрешила мне брать книги из взрослого отдела библиотеки. Казалось, я пересек невидимую границу. От «Историй о…» я приступил прямо к чтению книг Микхеля Фёнхюса, которые рассказывали или о животных, или об одиноких людях, погружавшихся на дно. Такое содержание было созвучно мне, всегда доброму и старавшемуся держаться светлой стороны. Потом я прочел все книги дома. В начале 1970-х родители были членами Книжного клуба, так что все книги дома выглядели одинаково, различаясь только цветом обложки и узором на корешке. Я начал читать эти книги, которые мама с папой, возможно, и прочли когда-то, но я об этого не знал. Исключением была только трилогия Трюгве Гульбранссена о Бьёрндале, про которую папа прямо сказал, что мне стоит ее прочитать. От мысли о том, что папа читал эти книги, я на них набросился, и с тех пор ни одна другая книга меня так не захватывала. Мне было тринадцать или четырнадцать, и я хотел, чтобы книги никогда не заканчивались, я сидел и плакал, когда Старина Даг в книге умер в конце второго тома.