Втянув побольше воздуха, чтобы как можно дольше не дышать, женщина склонилась над дурно пахнувшей грудой, и в этот момент в дверь позвонили.
Кого еще нелегкая принесла? Отец хозяйки вроде не собирался сегодня с визитом, а больше с утра (ну как с утра – в двенадцать дня) никто Альбину Степановну обычно не беспокоил.
Наташа стянула перчатки и направилась к двери. На экране видеофона топтались двое в милицейской форме. Один из них протянул руку к кнопке звонка, и очередная трель раскатилась по квартире.
– Вам кого? – дрожащим голосом спросила Наташа. Еще бы не дрожать, с милицией ей еще дела иметь не приходилось.
– Нам нужна Кругликова Альбина Степановна.
– А хозяйка не может подойти, она в ванной.
– Так позовите ее, мы подождем.
– Тогда там подождите, я без разрешения хозяйки впустить вас не могу.
– Только побыстрее, пожалуйста.
– Хорошо, конечно. Альбина Степановна! – нарочито громко завопила Наташа, заметавшись по квартире в поисках телефонной трубки.
Вечно она куда-то девается после таких вот «посиделок», а когда надо срочно – вообще не найти!
Ничего, справилась. Нужда заставит – проявишь чудеса сообразительности, куда там Шерлоку Холмсу! Тем более что трубка уже не один раз оказывалась в холодильнике, где пряталась, стуча клавишами от холода, и на этот раз.
Так, теперь надо набрать всего три цифры. Это называется «Быстрый набор», Степан Петрович заставил домработницу выучить их, как «Отче наш». И, между прочим, уже не один раз пригодилось, всякое случалось. Всякое, кроме милиции.
Наташа, спрятавшись в самую дальнюю от входной двери комнату, ткнула три заветные кнопки и напряженно вслушивалась в длинные гудки. Хоть бы Кругликов-старший ответил, хоть бы не бросил свой телефон где-нибудь! Иначе все пропало.
Что именно пропало, бедная женщина не знала, но инстинкт самосохранения ей подсказывал – ничего хорошего ей встреча хозяйки с милицией не сулит. Что бы ни случилось, она, Наташа, в любом случае окажется крайней.
Монотонные гудки трудолюбивыми шмелями ввинчивались в кипевший от страха мозг. Казалось, что там, в голове, этих шмелей уже целая толпа, и они возмущенно бьются изнутри в черепную коробку, создавая резонанс с гудками. А тут еще и в дверь снова зазвонили!
Наташа была на грани истерики, когда вызываемый абонент изволил наконец ответить:
– Да, слушаю, Кругликов.
– Але, Степан Петрович, это Наташа, – непонятно зачем зашептала вдруг женщина.
– Что случилось? – мгновенно насторожился отец хозяйки. – Почему ты шепчешь? Что там за трезвон?
– Это в дверь звонят, милиция! Альбину Степановну требуют!
– А она сама где?
– В джакузи, спит.
– Понятно. Опять, значит, гудела накануне.
– Да.
– И что там произошло?
– Я не знаю. Я ведь всегда в своей комнате запираюсь, когда к хозяйке гости приходят. Но вроде ничего особенного не было. Утром кричали, ругались, но это тоже обычное дело.
– Ясно. Иди, попробуй разбудить Альбину, а я улажу дело с милицией.
– Так мне их пускать или нет?
– Ни в коем случае!
– А они дверь ломать не начнут? Этот, ОМОН, не вызовут?
– Не говори ерунды! – рявкнул Кругликов. – Они прекрасно знают, чья это квартира, и беспредельничать не станут.
В ухо снова полезли жужжащие гудки, но на этот раз короткие, не шмели, а мухи. Отбой дал, значит. Ну что же, пойдем будить хозяйку, тем более что непрекращающиеся звонки и добавившиеся к этому удары в дверь весьма побудке способствуют.
Но только не в случае с Альбиной Кругликовой. Нервная система у хрупкой козочки была не хуже, чем у солдата спецназа, храп – тоже, причем никакие там звонки и грохот ударов перекрыть этот храп не могли.
Тем более что звонки и грохот очень скоро прекратились, Степан Петрович слов на ветер не бросает.
И остались лишь старания одной Наташи: сначала деликатный стук в дверь кончиками пальцев, потом – кулаком, потом – ногой. Бесполезно. Словесные призывы тоже не возымели должного воздействия, храп не прервался ни на мгновение.
Оставалась призрачная надежда, что к моменту появления в квартире Степана Петровича (а в том, что он появится, сомневаться не приходилось) вода в ультрасовременной лоханке остынет до пупырчатой температуры и замерзшая дева проснется сама.
Так, в общем-то, и получилось. Возможно, потому, что Кругликов-старший появился через полтора часа, хотя раньше в случае форс-мажора он укладывался в сорокаминутный норматив.
Когда мрачный, искрящий от злости отец вошел в квартиру (разумеется, у него были свои ключи), Альбина как раз употребляла третью чашку крепчайшего кофе, мучительно морщась от непривычного ей мозгового штурма. Бедняжка пыталась понять, за каким… она могла понадобиться ментам?
В клубешнике вроде ничего такого не было. Ну пили, ну курили, ну экстази глотали, и что? Там все так кайфовали.
И не подралась ни с кем. Кажется. Нет, точно – не дралась. И зеркал не била. Но ведь без причины менты на дом бы не посмели явиться к дочке самого Кругликова?
Допрошенная с пристрастием (щека, кажется, даже вспухла от этого пристрастия) Наташа хозяйскую память освежить не смогла и теперь как раз аканчивала прерванную сортировку белья, задыхаясь от вони.
Эту вонь и почувствовал первым делом Степан Петрович, когда вошел в девичью келью. И слившиеся в единое гнусное целое запахи блевоты, спермы, пота и прочих сопутствующих оргии ароматов наотмашь ударили по и без того натянутым нервам папеньки.
Он молча ворвался в столовую, где оплывшей грудой высилась на стуле его дочура, и, размахнувшись, врезал Альбине по физиономии.
Не ожидавшая столь экспрессивного приветствия дева с грохотом свалилась со стула, поперхнулась, закашлялась и возмущенно просипела с пола:
– Ты что, совсем о…ел?
ГЛАВА 31
– Ты как с отцом разговариваешь, тварь?! – прошипел Кругликов, пнув дитятко в мощное бедро.
– А какого… отец руки распускает?! – огрызнулась Альбина, с трудом поднимаясь на четвереньки.
Она бы с удовольствием упруго вскочила и врезала папаше в ответ, но, во-первых, сейчас она папаше врезать пока не может, своих денег ни копья, а во-вторых, последний раз Алюша упруго прыгала из положения лежа в первом классе на уроке физкультуры. Сейчас же похмельный шторм вовсе не способствовал нормальной координации движений, и нежная лань, сопя и опираясь на стул, еле-еле смогла перетащить себя с четырех на две конечности. Нижние.
Степан Петрович, тяжело опустившись на ближайший стул, с отвращением наблюдал за возней своей дочери. Не поворачивая головы, гаркнул: