Фосси оттолкнулся от столбика. С мгновение он постоял, качаясь, потом двинулся в сторону барака спецназа.
— Тот голос, — сказал он. — Мэри-Энн.
Крыс сделал шаг вперед, чтобы взять его за плечо, но Фосси уже был около барака. Перед входом он споткнулся, но удержал равновесие. Затем он заколотил по двери обеими руками. Послышался краткий визгливый звук, точно кошка взвыла, дверь распахнулась, и на миг Фосси застыл, раскинув руки, на пороге, как в раме картины, а после скользнул внутрь. Минуту спустя Крыс и Эдди тихонько последовали за ним. Сразу за дверью они нашли Фосси: он стоял на одном колене, пригнувшись к полу. И не шевелился.
В дальнем конце комнаты, на полу под открытым окном горело с десяток свечей. В помещении как будто бы перекатывались эхом звуки из недр джунглей: туземная музыка, бамбуковые флейты, барабаны и цимбалы. Но сначала в тебя ударял, говорил Крыс, запах. Два запаха. На поверхности аромат благовоний, как в каком-нибудь буддийском храме, а под пряным дымом крылась более глубинная, более мощная вонь. Это невозможно описать, вздыхал Крыс. Вонь ошарашивала. Она была густая и сильная, как в зверином логове, вонь от опаленных волос, крови, экскрементов и гниющей плоти. Запах смерти. Но и это было еще не все. На шесте в задней части барака торчала разлагающаяся голова крупной черной пантеры, с потолочных балок свисали полосы какой-то желто-коричневой шкуры. И кости на полу. Груды костей, всевозможных костей. По одну сторону стоял прислоненный к стене плакат с надписью, выведенной аккуратными черными буквами: «СОБЕРИ СОБСТВЕННОГО ВЬЕТКОНГОВЦА. БЕСПЛАТНЫЙ НАБОР ЗАПЧАСТЕЙ». Вся картинка доходила до тебя не сразу, сказал Крыс, она просто в мозгу не укладывалась. Несколько смутных фигур валялись в гамаках или на койках, ни одна не приподнялась и не заговорила. Фоновая музыка шла из магнитофона, стоявшего возле круга свечей, но высокий голос принадлежал Мэри-Энн.
Марк Фосси начал было вставать на ноги, но остановился.
— Мэри-Энн? — позвал он.
И тогда она тихонько выступила из тени. В первую секунду она казалась все той же хорошенькой юной девушкой, которая приехала несколько недель назад. Она была босиком. На ней был ее розовый свитер в обтяжку, белая блузка и простая хлопчатобумажная юбка.
Мэри-Энн долго смотрела сверху вниз на Фосси почти пустым взглядом, и в свете свечей ее лицо выглядело сосредоточенным и безмятежным — лицо человека, который пребывает в мире с самим собой. По словам Крыса, понадобилось несколько секунд, чтобы оценить всю перемену. Отчасти это были глаза: они теперь были совершенно непроницаемые и бесстрастные. В ее взоре более не было ни тени эмоций, ни намека на личность за ними. Но самым гротескным, добавил он, были ее украшения. На шее у девушки покачивалось ожерелье из человеческих языков. Продолговатые и узкие, как кусочки почерневшей кожи, языки были нанизаны на медную проволоку, один находил на другой, кончики заворачивались кверху, точно пойманные на последнем визгливом слоге.
Всего секунду Мэри-Энн презрительно смотрела на Марка Фосси.
— Без толку разговаривать, — произнесла она. — Знаю, что ты думаешь, но это не… это неплохо.
— Плохо? — пробормотал Фосси.
— Нет.
Из тени послышался смех.
Один из «зеленых» сел и закурил сигару. Остальные лежали молча.
— Ты пришел туда, — мягко произнесла Мэри-Энн, — где тебе не место.
Она повела рукой, охватывая жестом не просто барак, но всё вокруг, саму войну, горы, жалкие деревушки, просеки и деревья, реки и затянутые туманом долины.
— Ты же не знаешь, — сказала она. — Ты прячешься в этой маленькой крепости, за проволокой и мешками с песком, и ты понятия не имеешь, что… Иногда мне хочется съесть это место. Всю страну, ее грязь и смерть. Проглотить весь Вьетнам, чтобы он был во мне. Вот что я чувствую. Это безумный голод. Иногда мне бывает страшно, даже часто бывает, но это неплохо. Ясно? Я теперь лучше разбираюсь в самой себе. Ночью в джунглях я ощущаю себя по-настоящему живой, чувствую, как движется моя кровь, чувствую кожу и ногти… будто я полна электричества и свечусь в темноте… я почти пылаю… я сгораю без остатка… Но это неважно, потому что я точно знаю, кто я. Такого нигде больше не испытаешь.
Все это было сказано буднично, без драмы, словно она обращалась к самой себе, медленно и бесстрастно. Она никого не старалась переубедить. Она взглянула на пораженного Марка Фосси, а затем развернулась и ушла назад в сумрак.
Что тут было поделать?
Взяв Фосси за локоть, Крыс помог ему подняться и вывел наружу. В темноте зазвучала все та же сумасшедшая туземная музыка, будто бы шедшая из самой земли, из недр джунглей, и женский голос, взмывая, вторил ей словами на языке, не поддающемся переводу.
Марк Фосси застыл на полушаге.
— Сделай что-нибудь, — прошептал он. — Я не могу позволить ей продолжать все это.
Какое-то время Крыс слушал, потом покачал головой.
— Ты, верно, оглох, старик. Она уже потеряна.
* * *
Тут Крыс Кайли остановился — почти на полуфразе, что окончательно вывело Митчелла Сандерса из себя.
— Что было потом?
— Потом?
— Девчонка. Что с ней сталось?
Крыс устало передернул плечами.
— Трудно сказать наверняка. Через три-четыре дня я получил приказ явиться сюда, в расположение роты «Альфа». Прыгнул в первый же вертолет, и больше я тех мест в глаза не видел. И Мэри-Энн тоже.
Митчелл Сандерс уставился на него, разинув рот.
— Нет, так нельзя, ты не можешь так поступить.
— Как?
— Господи, это же против правил! — взвился Сандерс. — Против человеческой природы. После подобной истории ты не имеешь права заявить, мол, да, кстати, а концовки я не знаю. У тебя ведь определенные обязательства есть.
Крыс сверкнул улыбкой.
— О’кей, старик, но все, что я до сих пор рассказывал, было из личного опыта, чистая правда. Есть кое-что, что я слышал из вторых уст. На самом деле из третьих. С этого момента все становится… как бы это сказать…
— Домыслами?
— Ну да, верно. — Крыс посмотрел на запад, обшаривая взглядом горы, точно ждал, что на какой-нибудь гряде вдруг что-то появится. Секунду спустя он пожал плечами. — Так вот, пару месяцев спустя я столкнулся с Эдди Даймондом в Бангкоке. Я был в увольнительной, так, мелочи, поправлялся после гриппа. И он рассказал мне кое-что. Впрочем, сам я этого не видел. И Эдди тоже не видел. Он слышал это от одного из «беретов», так что отнеситесь к этому с толикой скепсиса. Или вообще не верьте в это.
И снова Крыс поискал взором что-то в горах, потом откинулся к стене и закрыл глаза.
— А знаешь что? — произнес он вдруг. — Я ее любил.
— Чего?!
— Да, очень любил. Наверное, мы все ее любили. Глядя на Мэри-Энн, каждый невольно вспоминал про всех красоток, оставшихся дома, про всех этих чистых и невинных куколок, которые никогда ничего не поймут, даже за миллиард лет не поймут. Если же ты им что-нибудь расскажешь, они лишь тупо уставятся на тебя огромными круглыми глазами-леденцами. Так и не врубятся. Все равно что пытаться объяснить кому-то, каков на вкус шоколад.