Что они несли с собой - читать онлайн книгу. Автор: Тим О'Брайен cтр.№ 17

Помню, как сидел у окопа той ночью, глядя в сторону Куангнгая и думая про завтрашний день, про то, как мы форсируем реку и отправимся маршем в горы, и про то, сколько там способов погибнуть, и про все то, чего я не понимаю.

Чуть позже той же ночью Митчелл Сандерс тронул меня за плечо.

— Меня только что осенило, — прошептал он. — Я про мораль. Никто не слушает, никто ничего не слышит. Как тот толстозадый полковник. Или все эти политики, гражданские. Твоя девчонка. Моя девчонка. Любая смазливая крошка. Всем им нужно-то — самим сходить в джунгли на пост прослушки. Туман, дружище. Деревья и камни. Надо слушать своего врага.

* * *

И еще раз наутро ко мне подошел Сандерс. Взвод собирался выдвигаться, проверял оружие, совершал привычные ритуалы, предшествующие дневному маршу, первое отделение уже форсировало реку и колонной направлялось на запад.

— Должен тебе признаться, — сказал Сандерс. — Вчера вечером, дружище, мне пришлось кое-что приукрасить.

— Я знаю.

— Клубный оркестр. Не было никакого клубного оркестра.

— Ага.

— И оперы тоже.

— Я понимаю, забудь.

— Ладно, но, послушай, это все равно правда, те шестеро ребят слышали там жуткие звуки. Они такое слышали, что ты просто ушам своим не поверишь.

Сандерс забросил на спину рюкзак, закрыл на мгновение глаза и откашлялся, прочищая горло. Я знал, что за этим последует.

— Ладно, — сказал я, — и в чем мораль?

— Забудь.

— Нет, валяй.

Долгое время он молчал, смотрел в сторону, и молчание все затягивалось, пока не стало почти неловким. Потом он пожал плечами и наградил меня взглядом, который не давал мне покоя весь день.

— Слышишь тишину, старик? — спросил он. — Ту тишину… просто послушай. Вот тебе и мораль.

* * *

В правдивой армейской байке, если мораль вообще есть, она сродни нити, из которой соткана ткань. Ее нельзя извлечь, невозможно вычленить значение, не утратив более глубокого смысла. И в конечном итоге сказать-то, выслушав правдивую армейскую байку, практически нечего. Разве только: Ну надо же!

Правдивые истории о войне не обобщают. Они не углубляются в абстракции или анализ.

Например: война — это ад. В качестве нравственного постулата эта избитая банальность кажется совершенно верной, однако, поскольку она абстрагирует и обобщает, я не могу поверить в это нутром. Ничто внутри не переворачивается.

Всё сводится к инстинкту. Настоящая армейская байка, если ее правильно рассказать, заставляет поверить нутром.

* * *

На меня такое действие оказывает вот эта. Я ее уже рассказывал много раз, во множестве версий, но вот что на самом деле случилось.

Мы форсировали реку и маршем двинулись на запад в горы. На третий день Курт Лимон наступил на мину-ловушку. Только что он хохотал, играя с Крысом Кайли, а минуту спустя был мертв. Деревья там росли плотно, понадобился почти час, чтобы вырубить посадочную зону для вертолета.

Позднее, уже в горах, мы наткнулись на детеныша вьетконговского буйвола. Не знаю, что он там делал — ни ферм, ни рисовых полей поблизости не было, — но мы за ним погнались, набросили на шею веревку и повели за собой в заброшенную деревню, где остановились на ночь. После ужина Крыс Кайли пошел и погладил его по носу.

Он открыл банку из сухого пайка, бобы со свининой, но детеныша буйвола такая еда не заинтересовала.

Крыс пожал плечами.

Он отошел на шаг и прострелил ему колено правой передней ноги. Животное не издало ни звука. Оно просто рухнуло, а когда поднялось, Крыс прицелился и отстрелил ему ухо. Он выстрелил ему в ляжку и в маленький бугорок на спине. Он дважды выстрелил ему в бока. Не чтобы убить, а чтобы причинить боль. Он поднес дуло винтовки к морде и еще раз пальнул. Никто не сказал ни слова. Весь взвод стоял там и смотрел, каждый испытывал разные чувства, но особой жалости к детенышу буйвола никто не ощущал. Курт Лимон был мертв. Крыс Кайли потерял своего лучшего друга. Спустя пару дней он напишет длинное трогательное письмо сестре парня, которая ничего ему не ответит, но в тот миг вся суть заключалась в боли. Он отстрелил хвост. Он отстрелил куски мяса с ребер. Повсюду вокруг нас были дым и грязь, и плотная зелень, и вечер был душным и очень жарким. Крыс перевел винтовку на короткие очереди. Он выпускал их наугад, почти небрежно, быстрые короткие очереди в живот и круп. Потом он перезарядил, присел на корточки и выстрелил ему в колено передней левой ноги. И снова животное тяжело рухнуло и попыталось подняться, но на сей раз ему это не удалось. Оно пошатнулось и завалилось на бок. Крыс выстрелил ему в нос. Наклонившись, он прошептал что-то, точно разговаривал с домашним любимцем, а потом выстрелил ему в горло. И все это время детеныш буйвола молчал или почти молчал, лишь издал слабый булькающий звук тем местом, где был нос. Он лежал совсем тихо, не шевелясь. Глаза же у него были огромными и тупыми, с блестящими черными зрачками.

Крыс Кайли плакал. Он что-то пробормотал, потом прижал к груди винтовку и отошел в сторонку.

Мы все стояли неровным кружком вокруг детеныша буйвола. Какое-то время никто не произносил ни слова. Мы стали свидетелями чего-то глубинного, жизненно необходимого и с иголочки нового, частички мира столь поразительной, что для нее еще не было имени.

Кто-то пнул детеныша буйвола.

В нем еще теплилась жизнь, но едва-едва, только в глазах.

— Поразительно, — сказал Дэйв Дженсен. — В жизни такого не видел.

— Никогда.

— И я. Ни разу.

Кайова и Митчелл Сандерс схватили детеныша буйвола. Они протащили его через площадь, подняли и сбросили в деревенский колодец.

После мы сидели и ждали, когда придет в себя Крыс.

— Поразительно, — все повторял Дэйв Дженсен. — Новый поворот. В жизни такого не видел.

Митчелл Сандерс достал йо-йо.

— Что ж, это Вьетнам, — сказал он. — Сад Зла. Тут, старик, каждый грех по-настоящему нов и первороден.

* * *

Что есть обобщение?

Война — это ад, но эта аксиома не передает и половины реальности, потому что война — это еще и тайна и страх, приключение и храбрость, открытия и святость, жалость и отчаяние, тоска и любовь. Война — это мерзко, война — это забавно. Война горячит кровь, война отупляет. Война делает из тебя мужчину, война делает из тебя труп.

Истины противоречивы. Например, можно утверждать, что война гротескна. Но, по правде говоря, война еще и прекрасна. При всех ее ужасах невозможно не восхищаться чудовищным величием боя. Ты видишь, какой дивный красный свет оставляют во тьме трассирующие снаряды. Ты сидишь в засаде, когда бесстрастная луна поднимается над рисовыми полями, ты восхищаешься текучей симметрией воинских частей на марше, гармонией звуков, пропорций и силуэтов, мощным огнем, которым поливают все сущее вертолеты, фосфорными бомбами, ярко-оранжевым свечением напалма, взрывами ракет. Нет, симпатичной войну не назовешь. Она поразительна. Она насыщает. Она тобой управляет. Да, ты ее ненавидишь, но ненавидишь ты, а не твои глаза. Как лесной пожар, как рак под микроскопом, любая битва, любая бомбежка или обстрел обладают эстетической чистотой полного нравственного равнодушия — это мощная, неумолимая красота. И настоящая армейская байка расскажет про это правду, пусть правда и неприглядна.