Там, где тебя ждут - читать онлайн книгу. Автор: Мэгги О'Фаррелл cтр.№ 23

– Значит, ты ходишь по тому подземному переходу? Там ведь, по-моему, ваша лаборатория? – спросил мужчина, на самом деле он был так похож на Найла, что мои мысли улетели в какой-то нереальный мир. Это было первое, что я подумала, войдя в кафе: «Вон сидит мужчина, похожий на пожилого Найла». Потом я осознала, что именно с ним, с этим человеком, мы пришли повидаться. Тормозная, глупая Феба. У него так же, в двадцать разных сторон, растут волосы, и брови тоже нависают над глазами, которые иногда выглядят пылкими, а в иные моменты совершенно озадаченными, даже руки у них одинаковые. Широкие плоские ногти и большие бугристые костяшки пальцев. При взгляде на них у меня возникло ощущение, что я смотрю в своеобразный удаляющий телескоп на что-то очень далекое, почти неразличимое. Мне виделась эта рука в моей руке, вот только сама я еще очень маленькая, и мне приходится тянуться, чтобы достать до этой ладони, теплой и большой, и моя ручка скрывается в ней полностью, и мои ноги в синих детских туфельках с ремешком-перемычкой, и я почему-то знаю, что они еще совсем новые, и мне велено поставить их носки ровно рядом с краем пешеходной дорожки и ждать, вечно ждать, пока папа не скажет, что мы можем безопасно перейти дорогу. «Проверь, проверь еще разок, – говорит он, а потом сам следит, как ты переходишь, потому как ты всегда слишком порывиста и беспечна. Эта рука накрывает мою. Странно, ведь я всегда говорила Найлу, что не могу вспомнить папу, реально не могу. Я помню мужчину, стоявшего спиной к кухонной двери, помню, как он выглядывает оттуда. Но это мог быть кто угодно. Я помню вид щетинок в раковине ванной после того, как он побрился, банный халат, висевший на крючке с задней стороны двери, портфель в прихожей, туфли, большие, как лодки, выглядывающие из-под дивана, перестук пишущей машинки из кабинета. И больше ничего.

– И это действительно на вершине разлома? – спросил он, и Найл кивнул, и внезапно, вынырнув из собственной нереальности, я почувствовала какое-то легкое струение между мужчиной и Найлом, ток воздушных волн, то накатывающих, то отступающих. Когда папа исчез из нашей жизни, Найлу было двенадцать: он общался с ним целых двенадцать лет, это много. А у меня нет никаких волн.

– Откуда вы так много знаете о Беркли? – выпалила я, и несмотря на то, что это прозвучало грубовато, он с готовностью взглянул на меня, и по напряженному, быстрому повороту я точно поняла, как его порадовало, что я нарушила молчание.

– Я много лет работал в Беркли, – сказал он, – все время, пока жил с вами, ребята.

– Вы работали в Беркли? – удивленно произнесла я.

– Угу.

– Как Найл?

– Да. – Он улыбнулся мне, он смотрел на меня такими счастливыми глазами, его взгляд блуждал по моему лицу, и внезапно меня словно окатила сокрушительная волна, непонятно только, что она породила – счастье или печаль. Вроде как смешанные чувства.

– Я никогда этого не знала, – проворчала я.

Найл помалкивал. Он просто таращился на свои руки, лежащие на коленях, таращился так пристально, словно пытался разглядеть собственный взгляд на ладонях.

– Значит, вы тоже сейсмолог? – спросила я.

– Нет, – папа сменил позу и переложил газету со стола на скамейку. – Я… – и он произнес непонятное мне слово.

– Кто?

Он повторил непонятное слово.

– А что это значит? – спросила я.

– Я изучаю язык и то, как люди используют его.

Яснее не стало, но мне не хотелось, чтобы он подумал, будто я тупая, поэтому я кивнула молча. Весь наш короткий разговор Найл потирал запястье, и когда вместо ладони он начал использовать ногти, я протянула руку, чтобы остановить его, надо было иногда обязательно напоминать Найлу, чтобы он не чесался, и вдруг я увидела, что папа поступил так же.

Папа положил руку на воспаленную кожу Найла.

– По-прежнему мучаешься с этим, да? – спросил он.

Найл пожал плечами.

– Что тебе прописывают теперь?

– Как обычно.

– Что именно?

– Стероиды и обезболивающие.

– Гм-м, – папа склонил голову набок. Он мягко похлопал Найла по запястью с расцарапанной покрасневшей кожей, так же, как я видела, поступал иногда и Найл, и я удивилась, как Найл стерпел это, ведь он терпеть не мог, когда трогали его кожу или даже говорили о ней.

– Все по-старому, все по-старому, – добавил он. – Ты еще наблюдаешься у Цукермана?

Найл сидел сгорбившись.

– Нет, в основном обхожусь своими силами.

– Ты еще ходишь в…

– В амбулаторный центр? – Подняв голову, Найл встретился с папиным взглядом.

Папа прекратил похлопывание. Убрал руку. Я вновь почувствовала приливную волну воспоминаний между ними.

– Ну да, – промычал он, крутя в руке кофейную чашечку и то опуская, то вынимая ложку.

– Нет, – ответил Найл, – не хожу.

Молчаливая пауза затянулась, и я задумалась, что могли бы сказать окружающие, обратив внимание на нашу троицу, могли ли они догадаться, в какой ситуации мы оказались.

– М-да, Феба, а в каком классе ты сейчас? – спросил папа. – В десятом?

– Одиннадцатом, – бросила я.

– Понятно, – произнес он, – в одиннадцатом. Ну и как тебе, нравится учиться?

– Нормально.

Очередная затяжная пауза. Найл поднял с блюдечка мокрый чайный пакетик. Несколько капель упало на стол. Найл положил пакетик обратно.

– А у тебя есть какие-то любимые предметы? – спросил папа.

Я пожала плечами. «Как же хочется слинять отсюда», – подумала я, сомневаясь, что Найл испытывал такое же желание.

– У тебя уже есть какое-то представление о…

– Где ты был все это время? – внезапно разозлившись, крикнула я, разозлившись до чертиков.

Как он посмел просто заявиться в кафе, и расспрашивать о работе Найла и о моей учебе, и ожидать от нас ответов, и притворяться, что все нормально? Ведь именно так воспринималась эта обстановочка: нормально. Да, возмутительно, сверхъестественно нормально воспринимался наш разговор с нашим папой, за исключением того, что на самом деле ситуация была абсолютно ненормальная.

– Куда ты подевался? – внезапно вырвалось у меня. – Что произошло? Как ты мог бросить нас так надолго? Почему ты не появлялся раньше?

– Не надо, – произнес Найл таким тоном, каким обычно успокаивал разлаявшуюся собаку или разозлившуюся маму, насколько я понимала, он опасался того, что именно ему придется потом успокаивать меня. Не маме, потому что мы, вероятно, ничего ей не скажем; не Стелле, потому что она не любит меня теперь; никому другому. – Не надо, – прошептал Найл, удерживая мой локоть точно чашку, – не надо.

– Все нормально, Найл. – Не теряя спокойствия, папа подался вперед и положил на стол пачку салфеток. – У вас есть полное право задать мне эти вопросы.