В начале седьмого солнечный свет притух, и улицы казались залитыми старым золотом, скорее оранжево-красным, нежели желтым. Пары, семьи и большие группы молодежи сидели в кафе напротив, громко переговариваясь на красивом и быстром итальянском языке. Рита наблюдала за ними с балкона, полностью одетая в ожидании машины.
– Если бы я каждый день так наворачивала спагетти, то не влезла бы в это платье! – с завистью пробормотала она.
– Если бы ты при этом совершала такие прогулки, как сегодня, то ничего бы с тобой не случилось, – резонно заметил Игорь, тоже выходя на балкон. – Никакие макароны не выдержат двадцатикилометровой пробежки мелкой рысью!
Театро дель Опера выглядел внушительно, хоть и уступал внешне Мариинскому. Во время короткой поездки Игорь рассказал Рите, что первый оперный театр в Риме назывался Театр Арджентина. Несмотря на то что строился он с учетом особенностей жанра, впоследствии здание превратилось в главный драматический театр столицы. Так, Рим, единственный из крупных городов Италии, оказался без собственной оперной сцены. Решено было ее построить, но, поскольку строительство показалось слишком дорогостоящим, римский губернатор выкупил Театр Костанци, известный своей безупречной конструкцией. Во времена Муссолини этот театр назывался Действительным оперным театром. После перестройки он стал выглядеть современно и был оборудован по последнему слову техники. При театре открыли школу танца и оборудовали зал со сценой для репетиций.
– Ты здесь танцевал? – спросила Рита.
– Несколько раз, – кивнул Игорь. – Мое первое заграничное выступление прошло тут.
Рита поняла, что это здание дорого ему потому, что вызывает ностальгические воспоминания. Внутри театр выглядел скорее современно, нежели роскошно, что понравилось Рите, привыкшей к чрезмерно красивым интерьерам Александринки или Мариинки. Не успели они миновать холл, как прозвенел первый звонок, и толпа разодетых мужчин и женщин устремилась в зал. Их места располагались в ложе, в первом ряду, и Рита поняла, что муж хотел предоставить ей и себе самый лучший вид.
До сего дня она лишь однажды видела постановку «Восхода бога Ра», повествующего о восшествии на престол и гибели молодого фараона Тутанхамона, чью жизнь и смерть окутывало множество тайн. С первой секунды и до самого конца она не могла оторвать глаз от сцены. Представление шло без антракта, и это было правильным решением: нельзя позволять зрителю потерять волшебное настроение, которое создавалось происходящим на сцене. Грандиозные декорации, частью которых являлись живые лошади в полном боевом облачении, несомненно, украшали балет. Однако Рита решила, что и в отсутствие всего этого ни один зритель не остался бы равнодушным к прекрасному исполнению танцевальных партий и потрясающей музыке Ростислава Горелина, московского композитора, которого Игорь в свое время вытащил из забвения и вознес благодаря «Восходу» на вершину музыкального олимпа. Но самым большим достоинством спектакля являлся Михаил Охлопов. Внешне он сильно отличался от стройного и изящного Байрамова. Невысокий, коренастый, с простоватой внешностью, на сцене танцовщик преображался. Ни у кого не возникало и тени сомнения в том, что он и есть Тутанхамон, властитель Египта, просвещенный царь и великий государственный деятель. Лишь однажды Рита нашла в себе силы повернуть голову и взглянуть на мужа. Игорь ни разу не поднял рук, чтобы поаплодировать Охлопову. Он сидел с прямой спиной, не касаясь спинки кресла, сложив длинные ладони на коленях. Взгляд его был прикован к сцене.
Когда занавес упал, публика неистовствовала. Партер хлынул к подножию сцены. Ложа, где сидели Рита с мужем, опустела. Артистов буквально завалили цветами, и они в течение получаса выходили на поклоны: зрители не хотели их отпускать. Байрамов досмотрел «действо» до конца, как будто оно являлось продолжением спектакля. Наконец занавес опустился в последний раз, и толпа, возбужденно галдя, начала расходиться. Только тогда Игорь поднялся.
– Торопиться некуда, – сказал он. – Пусть народ в гардеробе рассосется.
Рита согласилась, и они медленно двинулись в сторону лестницы.
– Игорь! – раздался за их спинами громкий возглас. Рита и Байрамов одновременно обернулись. В конце коридора стоял Михаил Охлопов. На нем были джинсы и футболка, а с плеч свисало полотенце, которым он, очевидно, вытирал взмокшие от пота волосы.
– Мне сказали, что ты в зале, – продолжал Михаил, приближаясь.
– Разве я мог не приехать?
Охлопов неловко переступил с ноги на ногу – он явно не знал, что сказать. Ему до смерти хотелось услышать мнение конкурента о собственном исполнении и в то же время он боялся критики. Затаив дыхание, Рита смотрела на мужчин. Игорю следовало нарушить затянувшееся молчание, но он ничего не сказал. Вместо этого, подойдя к Михаилу, Байрамов резко обнял его, сжав так, что Рите показалось, она слышит, как хрустнули кости. Облегчение, отразившееся на лице Охлопова, говорило о том, как он хотел, чтобы Игорь признал его несомненный талант, и как волновался, что воспоминания о былом соперничестве могут помешать Байрамову оценить его достоинства. Рита испытала прилив гордости и любви к мужу. Его заторможенность после спектакля была следствием напряжения – так пациент отходит от наркоза после операции в реанимационной палате.
Теперь беседа потекла в непринужденном русле.
– Вы, ребята, здесь надолго? – поинтересовался Михаил.
– Завтра улетаем, – отозвалась Рита, понимая, что мужу тяжело выжимать из себя слова. – Мы прилетели специально, чтобы на тебя посмотреть. Ты был великолепен!
– Спасибо, – ответил молодой человек, и Рита видела, что для него это и в самом деле важно. – Какие планы на вечер?
– На вечер? – удивилась Рита.
Часы показывали половину десятого, и она пребывала в уверенности, что вечер окончен, впереди ночь.
– Мы собираемся отметить премьеру в ресторане. Стол заказан, и вы приглашены. Возражения не принимаются!
– Хорошо, – неожиданно подал голос Игорь. – Мы подождем тебя на улице.
Выйдя из театра, Рита жадно втянула ноздрями прохладный воздух. Игорь молчал, и она тоже предпочла ничего не говорить. Возможность молчать и при этом чувствовать себя комфортно – одно из преимуществ удачного брака. Им с Игорем не требовались слова, чтобы разделить восторг или уныние, поэтому Риту не волновало отсутствие диалога. Игорь закурил, и она отошла, чтобы не вдыхать дым. Рим поздним вечером походил на пчелиный улей. Сотни людей сновали по пешеходным улицам, сидели при свете свечей за столиками уличных ресторанчиков, разговаривали, смеялись. Отовсюду доносилась музыка. Рита прошлась до угла, где располагалась стоянка автомобилей. Люди, выходящие из ресторана напротив театра, рассаживались по машинам и отъезжали. Рита обратила внимание на один автомобиль. Гоночный BMW бутылочного цвета с открытым верхом выглядел чужеродным среди классических «Альфа-Ромео», «Роллс-Ройсов» и «Мерседесов», припаркованных у роскошного заведения. Рита залюбовалась его лоснящимися свежей краской бампером и подумала, что хозяином этой «игрушки», должно быть, является сынок богатых родителей. В Питере она встречала немало таких: много денег и свободы, мало опыта и мозгов. На такой машине, как эта, они представляют опасность на дорогах большого города. Из ресторана вышли двое молодых мужчин и направились к BMW. Один из них, черноволосый и высокий, галантно распахнул дверцу перед спутником. Тот засмеялся и замешкался, отступая и предлагая другу занять место за рулем. Молодые люди дурачились, но что-то в их поведении показалось Рите странным – взгляды, которыми они обменивались, прикосновения рук выглядели, пожалуй, несколько более интимными, чем обычно. Наконец черноволосый парень уселся на водительское сиденье, а второй обошел автомобиль спереди. На какое-то время он оказался в ярком свете фонаря, и Рита охнула от неожиданности.