Нет кузнечика в траве - читать онлайн книгу. Автор: Елена Михалкова cтр.№ 48

– Сенсация, сенсация! – Оля смеется. – Под Русмой поймана гигантская пиявка!

Четыре головы с тем же одинаковым изумленным выражением на лицах поворачиваются к ней. Ни один из парней до сих пор не может толком осознать, что их перехитрила тринадцатилетняя девчонка.

– Мать твою! Мать твою! – орет снизу Грицевец.

– Ну ты… лиса, – со смесью неприязни и восхищения говорит, наконец, Рыжий.

– Сука она, а не лиса! – взвизгивает Леха.

– А ты пиявкин прихвостень, – пожимает плечами Оля. – Давай, вытаскивай свое начальство. Не забудь грязь с него облизать!

– Слышь, я тебя знаешь чего…

Девочка только отмахивается от их угроз. Она пересекает поле, ни разу не обернувшись. К остановке как раз подъезжает автобус и терпеливо ждет, приоткрыв двери, пока она добежит.

– На последний рейс успела, – говорит водитель. – Чего по полю-то шарахалась одна?

– Гнезда искала, – беззаботно отвечает Оля.

Ее высаживают возле самого дома. Соседская сирень едва белеет в сумерках.

«Бидон завтра куплю, из карманных», – думает Оля.

На губах ее играет победная улыбка. Грицевец – мстительная сволочь. Но если он попробует еще раз к ней пристать, вся Русма узнает, как он купался в грязи.

3

Победа над Грицевцом и его компанией возносит Олю в ее собственных глазах на недосягаемую высоту. Два дня она не может думать ни о чем другом. То и дело с ее губ срывается беспричинный смешок.

Отец злится:

– Чего лыбишься!

Но Оля не может не смеяться. Она победила, победила! Она была сильной, она была умной, она не выбрала путь домой, хотя могла… Ее храбрость проросла не из безысходности, а потому что она сама решила быть смелой. Эта мысль действует на девочку как прикосновение волшебной палочки: она распрямляет плечи, глаза ее сияют; Оля преображается. На следующее утро она входит в кухню полная королевского достоинства, и ее мать теряет дар речи.

«Что произошло?»

Наталья вглядывается в дочь, пытаясь понять, когда волчонок успел преобразиться в бабочку. Ей неизвестны подробности Олиной жизни. Девочка оберегает мать от новостей, которые могли бы ее расстроить, и фамилия «Грицевец» для Натальи означает совсем не то, что для Оли.

Она смотрит на искрящуюся радостью дочь и заключает: «Влюбилась».

Оля бы расхохоталась, узнав об этом. Влюбилась? Как можно сравнивать победу над врагом с глупой зависимостью от смазливого девятиклассника! Она воин! Она сражалась! Она не отдаст свой триумф даже за сто взаимных влюбленностей.

Лишь одно омрачает ее торжество.

Не с кем его разделить. Димка не приезжает ни в этот день, ни в следующий. У его бабушки в райцентре обнаружилась старая подруга, и они задержались у нее на целую неделю.

Неделю Синекольский не возвращается в Русму. Он только звонит один раз и предупреждает, что будет в воскресенье, утренним автобусом.

В воскресенье сразу после завтрака Оля хлопает калиткой и мчится к пятиэтажке, к их чердаку.

Когда друг постоянно с тобой, привыкаешь к нему, точно к своей руке или ноге. Рука или нога не могут надоесть. Но восхищаться ими или ценить за то, как прекрасно они функционируют, как-то странно. За полтора года жизни в Русме Оля сроднилась с Димкой, как с частью собственного тела, и прожить без него целую неделю оказалось… пусто. Причем там, где не ожидаешь пустоты. Словно пытаешься наступить на ампутированную ногу, забыв о том, что ее больше нет.

Оля не бежит, а летит, окрыленная возвращением Синекольского. Он наверняка ждет ее наверху! В предвкушении, как она будет выкладывать ему новости этой недели, Оля заворачивает к продуктовому и едва не врезается в группу людей. Кто-то окликает ее по имени – кажется, сторож Ляхов – но девочка лишь взмахивает рукой. Потом, все потом! Плевать на вежливость! Плевать на всех этих мрачных взрослых! Димка приехал! Ничего не может быть важнее.

В подъезде пахнет говяжьим бульоном. Первый этаж, второй, третий… Оля замедляет свой бег только к четвертому. Никто не должен слышать топота. Несколько секунд переводит дыхание, прежде чем взобраться по лесенке на чердак.

Синекольский поднимается ей навстречу с топчана.

– Димка!

Он немного чужой, словно за время поездки Русма отчасти выветрилась из него. На нем новая футболка. Он молча обнимает Олю и отстраняется, вглядывается в ее сияющее лицо напряженно и как будто молча спрашивая о чем-то.

– Соскучилась жутко! – сразу выкладывает Оля. – Знаешь, что у нас было! Грицевец за мной гонялся по всему поселку! Я тебе сейчас все расскажу! Подожди, – спохватывается она, – а как твой зуб?

Димка смотрит на нее странно. Оля не может сообразить, что не так с его лицом, и вдруг понимает: оно симметрично! Оно больше не распадается на две половины, принадлежащие разным людям.

Ей становится немного не по себе.

– Слушай, у тебя глаз больше не щурится, – говорит Оля и заставляет себя улыбнуться.

– Молодец, сразу заметила. – Димка отзывается как-то вяло. – Врач, который мне зуб лечил, сказал, что все дело в нерве. И отвел меня к какому-то мужику… Тоже врач. Больше на бандита похож. Ладони шире лопат, харя жуткая, как вторичный сифилис. Он мне чего-то в шее покрутил, в спину пальцем потыкал. Потом вообще за плечи схватился. У меня кости так хрустели… думал, калекой от него выйду. Без наркоза разберет на органы. Потом загоготал и зеркало мне сунул. Я смотрю – а рожа выровнялась. Даже не сразу понял…

Синекольский замолкает. Оле почему-то кажется, что он сказал не все.

– Димка, ты чего?

Синекольский молчит.

– Дим… что случилось?

– Ты сразу сюда прибежала, да? – тоскливо спрашивает он. – Никого не встретила по пути?

– Нет…

– Ни с кем не заговорила?

– Да с кем мне разговаривать! А, Ляхов чего-то хотел… – Ее вновь переполняет веселье. – Ляхов-шляхов! Слушай, а он не поляк случаем? В молодости, говорят, красавец был… Жена у него ведьма тощая. Бросила его, ты слышал? Умотала отсюда. Он теперь каждый день пьет.

– Значит, ты новостей не слышала…

– Каких новостей?

– Черт бы тебя побрал, Белка! – неожиданно взрывается он.

Девочка вздрагивает от изумления.

– Не хочу я этого, понимаешь ты? Не хочу!

Димка со злостью пинает ножку стула.

– Эй! Ты чего?

– Это не я тебе должен говорить! Пусть кто-нибудь другой! Блин, ну почему я…

– Да что говорить-то, Дим?..

Оля стремительно перебирает в уме самое страшное, что могло случиться с Синекольским. Бабушка решила отдать его в детский дом? У него погибли родители?