– Обычные вопросы никуда нас не приведут,
мистер Финк. На обычные вопросы тратятся часы драгоценного времени. Чтоб больше
ни одного обычного вопроса. Прошу вас.
– Да, Ваша Честь. Я постараюсь.
– Я понимаю, это сложно.
Финк взглянул на Харди и изо всех сил старался
придумать какой-нибудь блестящий оригинальный вопрос.
– Сержант, в прошлый понедельник вас отправили
на место, где происходила стрельба?
Гарри снова поднял руку, и Финк повесил
голову.
– Мистер Финк, я не знаю, как вы там ведете
судебное заседание у себя в Новом Орлеане, но здесь, в Мемфисе, мы обычно
просим наших свидетелей поклясться, что они будут говорить правду, прежде чем
начать задавать им вопросы. Это называется “привести к присяге”. Когда-нибудь о
таком слышали?
Финк потер виски и сказал:
– Да, сэр. Пожалуйста, разрешите привести
свидетеля к присяге.
Пожилая женщина, сидящая за столом, неожиданно
оживилась. Она вскочила на ноги и громко закричала, хотя Харди находился от нее
всего в пятнадцати футах, если не меньше.
– Поднимите вашу правую руку!
Харди выполнил указание и поклялся говорить
только правду. Она вернулась на свое место и снова задремала.
– А теперь, мистер Финк, продолжайте, – сказал
Гарри с ехидной улыбкой, довольный, что ему удалось застать Финка врасплох. Он
откинулся в массивном кресле и принялся внимательно слушать быстрый обмен
вопросами и ответами.
Харди отвечал охотно и, стараясь угодить,
приводил малейшие подробности. Он описал сцену самоубийства, положение тела,
состояние машины. Есть фотографии, если Его Честь пожелает с ними
познакомиться. “Его Честь” отказался. Они не имеют никакого отношения к делу.
Харди представил запись телефонного разговора Марка с номером 911 и предложил
прослушать пленку, если Его Честь пожелает. Нет, сказал “Его Честь”.
Затем Харди с большим воодушевлением описал,
как поймал Марка в лесу недалеко от места самоубийства, затем рассказал об их
разговорах в трейлере, по дороге в больницу и за ужином в кафетерии. Он
сообщил, что нутром чувствовал: Марк не говорил полной правды. В рассказе
мальчика концы с концами не сходились, так что, умело и ненавязчиво задавая
вопросы, Харди удалось обнаружить в повествовании Марка много дыр.
Уличить его во вранье было несложно. Мальчик
говорил, что они с братом наткнулись на машину и мертвеца, что они не слышали
выстрелов, что они просто играли в лесу, занимались своими делами и случайно
обнаружили тело. Разумеется, все это было неправдой, что прозорливый Харди
немедленно обнаружил.
С большими подробностями Харди описал
состояние лица Марка, опухший глаз и разбитую губу, кровь вокруг рта. Мальчик
сказал, что подрался в школе: еще одна маленькая ложь.
Через полчаса Харди выбился из сил, и Финк
перехватил инициативу. Реджи отказалась от перекрестного допроса, так что,
когда Харди встал и вышел из комнаты, ни у кого из присутствующих не осталось
сомнений, что Марк Свей врун, пытавшийся надуть полицейских. Хуже некуда.
Когда судья спросил Реджи, есть ли у нее
вопросы к сержанту Харди, она просто ответила:
– У меня не было времени подготовиться к
допросу этого свидетеля.
Следующим вызвали Мактьюна. Он поклялся
говорить только правду и сел в свидетельское кресло. Реджи медленно полезла в
портфель и достала оттуда кассету. Она подержала ее в руке, а когда Мактьюн
взглянул на нее, постучала ею по блокноту. Мактьюн закрыл глаза.
Она аккуратно положила кассету на блокнот и
принялась обводить ее контуры карандашом.
Финн задавал четкие и быстрые вопросы,
поскольку уже несколько привык избегать вопросов не по существу. Такое
экономное обращение со словами было для него внове, и чем больше он
практиковался, тем больше ему это нравилось.
* * *
Мактьюна вывернули наизнанку. Он рассказал об
отпечатках пальцев внутри машины, на пистолете и на бутылке, а также на заднем
бампере. Он высказал некоторые предположения насчет ребятишек и огородного
шланга и показал Гарри окурки сигарет “Вирджиния Слимз”, найденные под деревом.
Он также показал Гарри посмертную записку Клиффорда и высказал свои
предположения насчет добавленных слов и разных ручек. Он показал Гарри
шариковую ручку, найденную в машине, и объяснил, что не вызывает сомнений:
мистер Клиффорд именно этой ручкой пытался что-то приписать. Он поведал о пятне
крови на руке Клиффорда. Кровь Клиффорду не принадлежала, но была одной группы
с кровью. Марка Свея, у которого была разбита губа и нашлись еще кое-какие
травмы.
– Вы полагаете, мистер Клиффорд в какой-то
момент ударил мальчика? – спросил Гарри.
– Я так думаю, Ваша Честь.
Против мыслей и предположений Мактьюна можно
было бы возражать, но Реджи молчала. Она много раз присутствовала на подобных
слушаниях вместе с Гарри и знала по опыту, что он сначала все выслушает, а уж
потом решит, чему верить, а чему нет. Возражать было бесполезно.
Гарри поинтересовался, откуда ФБР взяло
отпечаток пальца ребенка, чтобы сравнить с найденными в машине. Мактьюн глубоко
вздохнул и поведал о банке из-под “Спрайта” в больнице, быстро добавив, что,
когда они это делали, они не рассматривали ребенка в качестве подозреваемого, а
видели в нем только свидетеля и считали, что нет ничего особенного в том, чтобы
снять отпечаток с банки. Гарри все это сильно не понравилось, но он промолчал.
Мактьюн еще раз подчеркнул, что если бы ребенок в чем-либо подозревался, им
никогда не пришло бы в голову брать отпечатки негласно. Никогда.
– Ну, конечно, – заметил Гарри с сарказмом,
заставив Мактьюна покраснеть.
Финк провел его через события вторника,
следующего дня за самоубийством, когда Марк нанял адвоката. Они тщетно пытались
поговорить с ним, потом с его адвокатом, но так ничего и не добились.
Мактьюн держался в рамках и излагал только
факты. Когда ему разрешили удалиться, он рванулся к дверям, оставив четкое
впечатление, что Марк врун, каких мало.
Пока Харди и Мактьюн давали показания, Гарри
время от времени посматривал на Марка. Ребенок казался невозмутимым, невозможно
было понять, о чем он думает. Казалось, все его внимание сосредоточено на
каком-то пятне на полу. Он забился как можно глубже в кресло, почти не глядя на
Реджи. Глаза у него были мокрыми, но он не плакал. Он выглядел усталым и
печальным и изредка бросал взгляд на свидетелей, когда они изобличали его
очередную ложь.