– Глупо с вашей стороны думать, что я шучу.
Здесь есть все, Честер. Незаконное увольнение, дискриминация по половому
признаку и все такое. Пара миллионов за ущерб. Я постоянно обращаюсь в суд по
подобным вопросам. Но я должна заметить, что столь великолепного дела мне еще
не попадалось. Эта бедная женщина два дня находится в больнице со своим сыном.
Доктор утверждает, что она не может от него отойти. Более того, он сюда звонил
и все объяснил, но нет, вы, говнюки, увольняете ее за прогулы. Жду не дождусь,
когда у меня будет возможность рассказать это все присяжным.
Юристам, работающим на Честера, иногда
требовалось два дня, чтобы перезвонить ему, а эта баба, Дайанна Свей,
умудрилась подать в суд через несколько часов после увольнения. Он медленно
взял бумаги и принялся разглядывать первую страницу.
– Тут мое имя?
– Вы ее и уволили, Честер. Но не волнуйтесь,
когда жюри присяжных вынесет приговор против вас лично, вы сможете объявить
себя банкротом.
Честер пододвинул стул и осторожно сел.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласил он,
указывая на стул.
– Спасибо, не хочу. Кто ваш адвокат?
– “Финдли и Бейкер”, черт подери! Но подождите
немного. Дайте мне подумать. – Он полистал дело. – Дискриминация по половому
признаку?
– Угу, сейчас это хорошо проходит. Создается
впечатление что кто-то из ваших начальников приставал к моей клиентке. Все
время говорил, что они могли бы сделать в комнате для отдыха во время перерыва.
Позволяя себе грязно шутить. Гадости говорил. Все выйдет наружу на суде. Кому
мне позвонить в фирме “Финдли и Бейкер”?
– Одну минуту. – Он еще полистал бумаги, потом
положил их на стол. Реджи стояла у стола, глядя на него сверху вниз. Он потер
виски. – Мне это ни к чему.
– Моей клиентке тоже.
– Чего же она хочет?
– Немного уважения. У вас здесь потогонная
система. Вы пользуетесь безвыходным положением одиноких матерей, которые едва
способны прокормить своих ребятишек на то, что вы им платите. Они не могут
позволить себе жаловаться.
– Не надо лекций, ладно? Они мне без
надобности. – Теперь он тер глаза. – У меня из-за всего этого возможны
неприятности.
– Меньше всего меня волнуют ваши неприятности,
Честер. Сегодня же копия этого искового заявления будет передана в “Мемфис
пресс”, и я уверена, что завтра все это появится в газете. Семейство Свей
привлекает сейчас к себе больше внимания прессы, чем хотелось бы.
– Чего же она хочет? – повторил он.
– Вы пытаетесь торговаться?
– Возможно. Не думаю, чтобы вы выиграли это
дело, миссис Лав, но мне не нужна эта головная боль.
– Одной головной болью вам не отделаться, это
я вам обещаю. Она зарабатывает около девятисот долларов в месяц, домой, правда,
приносит шестьсот пятьдесят. Всего-навсего около одиннадцати тысяч долларов в
год! Но поверьте мне, ваши расходы по этому исковому заявлению составят сумму
раз в пять большую. Я могу добиться разрешения на доступ к вашим личным делам.
Я возьму показания у других работниц. Я залезу в ваши финансовые отчеты. Я
арестую все ваши документы. И, если я найду хоть малейшее нарушение, я извещу
Комиссию по равноправной занятости. Национальное бюро по отношениям между
служащими и все другие организации, которые проявят интерес к делу. Вы у меня
потеряете сон, Честер. Тысячу раз пожалеете, что уволили мою клиентку.
– Так что ей нужно, черт побери? – Он ударил
ладонями по столу.
Реджи взяла портфель и направилась к двери.
– Она хочет получить назад свою работу.
Неплохо было бы прибавить зарплату, скажем, с шести баксов в час до девяти,
если вы можете себе такое позволить. И, если не можете, все равно прибавьте.
Переведите ее в другой отдел, подальше от похотливого начальника.
Честер внимательно слушал. Вроде ничего
страшного.
– Она еще несколько недель пробудет в
больнице. Там ей придется платить, так что надо, чтобы она продолжала получать
от вас зарплату. Более того, Честер, я бы предпочла, чтобы чеки доставляли в
больницу тем же способом, каким вы, ловкачи, доставили ей сегодня уведомление
об увольнении. Каждую пятницу чтобы был чек! Договорились?
Он утвердительно кивнул.
– Вам дается тридцать дней на ответ на исковое
заявление. Если вы будете вести себя хорошо, я откажусь от него на тридцатый
день. Можете поверить мне на слово. И вы можете не говорить своим адвокатам об
этом деле. Договорились?
– Договорились.
Реджи открыла дверь.
– Да, и пошлите цветы. Палата 943. С вашей
визитной карточкой. Ей будет приятно. Вообще, посылайте свежие цветы каждую
неделю. Идет, Честер?
Он продолжал кивать.
Реджи хлопнула дверью и покинула неприветливый
офис компании “Арк-Лон”.
* * *
Марк и Рикки сидели рядом на раскладушке и
смотрели в бородатое лицо доктора Гринуэя, расположившегося напротив совсем
близко от них. На Рикки была поношенная пижама Марка, а на плечи накинуто
одеяло. Как обычно, ему было холодно и страшно. Он себя чувствовал неуверенно,
впервые покинув кровать, хотя она и находилась на расстоянии вытянутой руки. Он
бы хотел, чтобы и мать была здесь, но доктор мягко настоял на том, чтобы
поговорить с ребятами наедине. Гринуэй уже часов двенадцать потратил на то,
чтобы завоевать доверие Рикки. Мальчик старался теснее прижаться к своему
старшему брату, которому надоели все эти разговоры еще раньше, чем они
начались.
Шторы были задернуты, в комнате царил
полумрак, только на столике около ванной комнаты горела маленькая лампа.
Гринуэй наклонился вперед, поставив локти на колени.
– А теперь, Рикки, я хочу поговорить про тот
день, когда вы с Марком пошли в лес покурить. Не возражаешь?
Рикки испугался. Откуда Гринуэй узнал, что они
курили?
Марк повернулся к нему и сказал:
– Все в порядке, Рикки. Я им рассказал. Мама
не сердится.
– Ты помнишь, как вы пошли курить? – спросил
Гринуэй.
– Да, – медленно кивнул он головой.
– Расскажи мне, что ты помнишь о том, как вы с
Марком курили в лесу?
Он плотнее натянул одеяло и прижал его руками
к животу.
– Мне холодно, – пробормотал он. Зубы у него
стучали.