Чапаев - читать онлайн книгу. Автор: Павел Аптекарь cтр.№ 43

И вот в то время как в деле утверждения нового общественного порядка к нам идет с запада и юга помощь, у нас на востоке не все благополучно. Там собрались явные и тайные контрреволюционеры, капиталисты и помещики. Они напрягают все силы, чтобы свергнуть рабоче-крестьянскую Советскую власть — власть трудящихся и утвердить свое господство — господство капиталистов и помещиков над трудящимися. С этой целью они стремятся пробиться к Волге, отрезать от нее центр и лишить последней возможности снабжения хлебом… мы знаем, что там обманутые солдаты идут из-под палки и кнута. Даже при отступлении мы забираем сотни и тысячи пленных. Так, в ночь с 19-го на 20 апреля на Оренбургском направлении во время боя к нам перешли казаки 42-го Троицкого полка с винтовками и пулеметами, предварительно перебив своих офицеров. Это определенно говорит за то, что разложение в его войсках зашло далеко, и нам достаточно один только раз его войско толкнуть, но толкнуть хорошо, как оно с еще большей поспешностью покатится назад. К этому толчку я вас и призываю. Прошло то время, когда мы были рабами, теперь рабами мы не будем никогда. Последний оплот мировых капиталистов — Колчак должен быть и будет уничтожен, и тогда мы вернемся к мирному труду и станем за плуг и станок».

Перед боем к своим бойцам обратился и начдив. Чапаев, как всегда, был немногословен и личным примером призывал сражаться с врагом. Атмосферу митинга отразил Дмитрий Фурманов:

«— Товарищи! Идем воевать на Колчака. Много побили мы с вами казаков в степи — не привыкать к победам. Не уйдет от нас и адмирал Колчак…

Бурей неудержимых восторгов, криков и оглушительных аплодисментов прорвалась молчавшая толпа. Атмосфера сразу накалилась. Через две минуты все воспринималось острей и горячее: грошовому слову алтын была цена, алтынное слово ценилось на рубль. У Чапаева было в запасе несколько выигрышных фраз — он не упускал никогда случая вставить их в свою речь. Это, по существу, были совершенно безобидные и даже вовсе не красочные места, но в примитивной, подогретой и сочувственной аудитории они производили невыразимый эффект.

— …Я не генерал, — продолжал Чапаев, облизнувшись и щипнув себя за ус, — я с вами сам и навсегда впереди, а если грозит опасность, так первому она попадает мне самому… Первая-то пуля мне летит… А душа ведь жизни просит, умирать-то кому же охота?.. Я поэтому и выберу место, штобы все вы были целы, да самому не погибнуть напрасно… Вот мы как воюем, товарищи…»

После митинга Чапаев приступил к детальной подготовке наступления. Он подробно разъяснил командирам полков и подразделений ближайшие цели и распорядился о заготовке материалов для мостов через реку Малый Кинель, без которых продвижение вперед быстро захлебнулось бы. Чтобы не изматывать бойцов перед атакой маршем по раскисшим дорогам, полки пользовались крестьянскими подводами. Неумолимая и алогичная примета гражданской войны: мобилизованные возницы, не имевшие оружия, нередко становились жертвами боя или налетов противника, гибель или ранение лишало их семьи кормильца и важнейшего инвентаря — лошади и телеги.

Чапаева и Фрунзе ждал неприятный сюрприз: в ночь на 28 апреля на сторону противника перешел командир 74-й (2-й) бригады 25-й дивизии Авалов (Кверкилия) с оперативными документами о переходе в наступление.

Белое командование получило ценный подарок, которым не успело воспользоваться: «Прорыв намечался группировкой красных войск и их передвижениями, и мало-мальски грамотный штаб, конечно, в этом разобрался бы и принял бы необходимые меры. У нас же этого не расчухали, или прозевали, или не сумели распорядиться», — отмечал Будберг.

Контрнаступление Южной группы началось 28 апреля. Фрунзе, Тухачевский и Чапаев нашли слабое звено в армии противника. Для проведения операции на двухсоткилометровой полосе (при общей протяженности фронта 940 километров) Фрунзе сосредоточил две трети сил — 42 тысячи штыков и сабель, 136 орудий и 585 пулеметов. Противник существенно уступал Красной армии на этом направлении: 23 тысячи штыков и сабель, 62 орудия и 225 пулеметов. 11-я Уральская пехотная дивизия была малочисленной и небоеспособной. Чапаев мог выставить в двух бригадах около семи с половиной тысяч бойцов при 120 пулеметах и 22 орудиях, с учетом бригады Кутякова — около 10 тысяч человек и 30 орудий. Когда советские историки утверждают, что бригада Кутякова разгромила 11-ю дивизию и взяла 1600 пленных и «много орудий», надо учитывать, что в конце апреля во всей дивизии насчитывалось всего 2600 солдат и офицеров, 51 пулемет и шесть орудий. По численному составу она почти вдвое уступала соседней 12-й дивизии.

11-я дивизия понесла поражение в бою с превосходящими силами чапаевцев. Как отмечал командир 6-го Уральского корпуса генерал Николай Сукин, 30 апреля два полка 11-й дивизии насчитывали по 260 человек, еще один — немногим более трехсот. Егерский батальон дивизии, неоднократно пытавшийся сдержать наступление 25-й дивизии, контратаками был уничтожен, а недавно прибывшие пополнения перешли на сторону красных. «Дивизию нужно создавать заново, для чего вывести в тыл и дать пополнение», — резюмировал Сукин. В тот же день прекратила свое существование Ижевская бригада: из четырех с половиной тысяч бойцов и командиров осталось менее пятисот, остальные вернулись домой на Ижевский завод и в окрестные деревни. В начале мая другая «рабочая» дивизия белой армии — Воткинская Авенира Ефимова — также была вынуждена частично распустить своих рядовых бойцов в отпуска. Командующий Западной армией генерал Ханжин лишился сильнейших соединений, боеспособных и мобильных резервов, которые могли бы изменить ход боевых действий. Исследователи до сих пор строят гипотезы, как развивалось бы и чем закончилось сражение между двумя ударными соединениями Чапаева и Молчанова и как оно могло повлиять на ход кампании на Восточном фронте. Несостоявшаяся битва между чапаевцами и ижевцами, особенно если предположить, что последних подкрепили бы воткинцы, — богатейший материал для разработки альтернативных версий истории.

Ознакомившись со сводками корпусных и армейского штабов, Будберг писал: «Я считаю положение очень тревожным; для меня ясно, что войска вымотались и растрепались во время непрерывного полета-наступления к Волге, потеряли устойчивость и способность упорного сопротивления… Переход красных к активным действиям очень неприятен, так как готовых боеспособных резервов у Ставки нет».

К вечеру 30 апреля белые были отброшены за реку Большая Кинель, за два дня чапаевцы продвинулись на 30 верст. Удар Южной группы Восточного фронта опрокинул планы противника. Ошеломленные части 7, 11 и 12-й дивизий отходили на восток. Тем не менее Фрунзе не был доволен ходом операции. «Вялые действия флангов 5-й армии… нервируют и возмущают и меня самого; для придания им большей активности командирую в 25-ю дивизию и во 2-ю дивизию своих специальных представителей для толкания их вперед… 25-я дивизия есть продукт в значительной своей части прежнего быта 4-й армии с целым рядом свойственных этой армии недочетов, и в силу этого при управлении такими частями приходится считаться больше, чем следовало бы, с моментами персонального свойства. Сейчас вызываю к аппарату командарма-5, которому еще раз хочу подтвердить необходимость стремительного захождения в направлении на Бугульму и ст. Дымка… Я постараюсь толкнуть правый фланг 5-й армии самым ускоренным темпом вперед, и, возможно, нам удастся отрезать противника от Уфы где-нибудь в районе Бугульмы, что вызовет отход его к северу. Этот отход должна бы не допустить своими решительными действиями наша бугульминская группа, но, признаться, такой прыти я от нее не ожидаю», — телеграфировал он начальнику штаба фронта, бывшему генералу Павлу Лебедеву.