Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Сковорода cтр.№ 86

И если таковое горькое мнений море наполнило сердце и пожерла злая глубина душу, то какого там надеяться света, где горя тьма? Какого веселья и сладости, где нет света? Какого мира, где нет жизни и веселья? Какая жизнь и мир, если нет Бога? Что за Бог, если нет духа истины и духа владыки? Какой дух истины, если не мысли невещественные и сердце чистое? Что за чистое, если не вечное, как написано: «Помышления его в род и род»? Как же вечное, если на вещество засмотрелось? Как же не засмотрелось, если почитает оное? Как же не почитает, если надеется на оное? Как же не надеется, если тужит о разрешении праха? Не се ли есть иметь такое сердце: «Увидел: как пепел, сердце их, и прельщаются, и ни один не сможет избавить душу свою»? Не се ли есть грехопадение и заблуждение от Бога в сторону праха идолочестия? Не се ли есть глава змиина, о которой писано: «Тот сотрет твою главу»? Слушай, Ермолай! Вот как должно восходить на гору мира: принимай рвотное, очищай сердце, выблюй застарелые мнения и не возвращайся на блевотину. Пей чистую воду, новых советов воду во все дни.

Се-то есть переходить от подлости на гору, от горести в сладость, от смерти в жизнь, от свиньих луж к горным источникам оленьим и сайгачным. Пей дотоль, пока реки от чрева твоего потекут воды живой, утоляющей несчастнейшую жажду, то есть несытость, неудовольствие – зависть, вожделение, скуку, ропот, тоску, страх, горесть, раскаяние и прочие бесовских голов жала, душу всю вместе умерщвляющие. Пей дотоль, пока запоешь: «Душа наша, как птица, избавится… перейдет воду непостоянную»; «благословен Господь, который не дал нас в добычу зубам их»; пока утешишься с Аввакумом, поя: «Вложил ты в головы беззаконных смерть, я же о Господе возрадуюсь, возвеселюсь о Боге, Спасе моем»; поя с Анною: «Утвердися, сердце мое, о Господе…»; поя с Давидом: «Отразился на нас свет лица твоего».

Пресильный и прехитрый есть неприятель застарелое мнение. Трудно, по Евангелию, сего крепкого связать и расхитить сосуды его, когда раз он в сердце возродился. Но что слаще сего труда, возвращающего бесценный покой в сердце наше? Борися день от дня и выгоняй хотя по одному из нутра, поднимайся час от часу на гору храбро, величаясь с Давидом: «Не возвращусь, пока скончаются…» Се-то есть преславнейшая сечь содомо-гоморрская, от которой божественный победитель Авраам возвращается.

Григорий. Живые проживаем, друзья мои, жизнь нашу, да протекают безумные дни наши и минуты. О всем нужном для течения дней наших промышляем, но первейшее попечение наше пусть будет о мире душевном, сиречь о жизни, здравии и спасении ее. Что нам пользы приобрести целой Вселенной владение, а душу потерять? Что ты в мире сыщешь столь дорогое и полезное, что б заменять отважился за душу твою? Ах, опасно ступаем, чтоб попасть нам войти в покой Божий в праздник Господен, по крайнейшей мере в субботу, если не в преблагословенную суббот субботу и в праздников праздник.

Да получив шабаш, хотя от половины горестнейших трудов увольнить возможем если не осла нашего, то душу нашу и достигнем если не в лето Господнее приятное в седьмижды седьмой или в пятидесятый с апостолами год, когда всеобщее людям и скотам увольнение бывает, то хотя несколько освободим бедную душу от тех трудов: «Доколе положу советы в душе моей, болезни в сердце моем». Глава в человеке всему – сердце человеческое. Оно-то есть самый точный в человеке человек, а прочее все околица, как учит Иеремия: «Глубоко сердце человеку (паче всех) и человек есть, и кто познает его?» Внемли, пожалуй, глубоко сердце – человек есть… А что ж есть сердце, если не душа? Что есть душа, если не бездонная мыслей бездна? Что есть мысль, если не корень, семя и зерно всей нашей крайней плоти, крови, кожи и прочей наружности? Видишь, что человек, мир сердечный погубивший, погубил свою главу и свой корень.

И не точный ли он орех, съеденный по зерну своему червями, ничего силы, кроме околицы, не имеющей. До сих-то бедняков Господь с таким сожалением у Исайи говорит: «Приступите ко мне, погубившие сердце, сущие далеко от правды…» Мысль есть тайная в телесной нашей машине пружина, глава и начало всего движения ее, а голове сей вся членов наружность, как обузданный скот, последует, а как пламень и река, так мысль никогда не почивает. Непрерывное стремление ее есть то желание. Огонь угасает, река останавливает, а невещественная и бесстихийная мысль, носящая на себе грубую бренность, как ризу мертвую, движение свое прекратить (хотя она в теле, хоть вне тела) никак не сродна ни на одно мгновение и продолжает равномолнийное свое летанья стремление чрез неограниченные вечности, миллионы бесконечные.

Зачем же она стремится? Ищет своей сладости и покоя; покой же ее не в том, чтоб остановиться и протянуться, как мертвое тело – живой ее натуре или природе сие не сродно и чудно, но противное сему; она, будто в странствии находясь, ищет по мертвым стихиям своего сродства и, подлыми забавами не угасив, но пуще распалив свою жажду, тем стремительнее от растленной вещественной природы возносится к вышней господственной натуре, к родному своему и безначальному началу, дабы сиянием его и огнем тайного зрения очистившись, освободиться от телесной земли и земляного тела. И сие-то есть взойти в покой Божий, очиститься от всякого тления, сделать совершенно вольное стремление и беспрепятственное движение, вылетев из тесных вещества границ на свободу духа, как писано: «Поставил на пространное ноги мои… Извел меня в пространство… И поднял вас, как на крыльях орлих, и привел вас к себе». И сего-то Давид просит: «Кто мне даст крылья, как голубиные, и полечу, и почию…»

Ермолай. А где она находит сие безначальное начало и вышнее естество?

Григорий. Если прежде не сыщет внутри себя, без пользы искать будет в других местах. Но сие дело есть совершенных сердцем, а нам должно обучаться букварю сей преблагословенной субботы или покоя.

Ермолай. Победить апокалиптического змия и страшного того зубами зверя, который у пророка Даниила все-на-все пожирает, остаток ногами попирая, есть дело тех героев, которых Бог в «Книге Чисел» велит Мойсею вписать в нетленный свой список для войны, минуя жен и детей, не могущих умножить число святых Божиих мужей, не от крови, не от похоти плотской, не от похоти мужской, но от Бога рожденных, как написано: «Не соберу соборов их от кровей…» Те одни почивают с Богом от всех дел своих, а для нас, немощных, и той благодати Божией довольно, если можем дать баталию с маленькими бесиками: часто один крошечный душок демонский страшный бунт и горький мятеж, как пожар душу жгущий взбуряет в сердце.

Григорий. Надобно храбро стоять и не уступать места дьяволу: противитесь – и бежит от вас. Стыдно быть столь женою и младенцем, чтоб не устоять нам против одного бездельного наездника, а хотя и против маленькой партии. Боже мой! Какое в нас нерадение о снискании и о хранении драгоценнейшего небес и земли сердечного мира? О нем одном должен человек и мыслить в уединении, и разговаривать в обращениях, сидя в доме, идя путем, и ложась, и вставая. Но мы когда о нем думаем? Не все ли разговоры наши одни враки и бесовские ветры? Ах, если мы самих себя не узнали, забыв нерукотворенный дом наш и главу его – душу нашу и главу ее – Богообразный рай мира! Имеем же за то изрядное награждение: трудно из тысячи найти одно сердце, чтоб оно не было занято гарнизоном нескольких эскадронов бесовских.