Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Сковорода cтр.№ 73

Основание диалога

Sola veritas est dulcis, viva, antiquissima, cetera omnia sunt foenum et heri natus fungus. ^[125]

Лица: Афанасий, Иаков, Лонгин, Ермолай, Григорий

Григорий. Посмотрим же ныне на природных богопроповедников, заглянем в древние лета, если хотите.

Афанасий. О преславное зрелище! Но каким образом можно видеть древние лета? Можно ли на то взирать, что уже протекло? Если же протекло, тогда не видное. Как же взирать?

Лонгин. Если открывается театр самых древнейших времен, тогда можно видеть и людей. Вода без рыб, воздух без птиц, а время без людей быть не может.

Афанасий. Как же можно видеть прошедшие времена?

Иаков. Так можно видеть, как вчерашний жития твоего день, а вчерашний день так, как днешнее, прошедшее утро, а утро так, как полчаса сего, в котором находимся. Се ныне течет десятый час, тридцать четвертая минута, 1772-е лето от Христа, пятнадцатый день месяца мая, наконец, половину десятого часа сего прошедшую так видеть можно, как четыре минуты. Вот только что протекли они. А теперь пятая второй половины минута. Взгляните на часы!..

Афанасий. Что надлежит до вчерашнего жития моего дня, он мне во всей жизни есть сладчайшим зрелищем.

Лонгин. Как так?

Афанасий. Господи! Не мне, но имени твоему слава… Похвалюсь о Господе перед друзьями. Вчера довелось в беседе спорить с некоторым моим соседом. Он разъярился, называл меня негодяем, жительству вредным, вором и прочее. Пришел я домой, по прошествии нескольких часов услышал женский и детский вой. Что за причина? Сказали мне, что до помянутого соседа приехал старинный его заимодавец с векселем, что не в силах оплатить 30-ти рублей по векселю, что никто на просьбу его, хотя обшастал 30 дворов, не помог ему и что напоследок берут его под стражу. Жалко мне стало. Схватив перо, написал ему следующее:

Я послал деньги, а он освободился. На сие вчерашнее дело взирая, чувствую внутри богатство сладости, которой единой капли не отдал бы я за 1000 ефимков, а мне она вся стоила только 30 рублей.

Ермолай. Дешевая купля твоя, а иной продает за 30 рублей и целого Христа.

Лонгин. Тем же оком, которым смотришь на вчерашнее время, можно взирать на самые авраамские времена. Павел все прошедшие лета заключает в сем слове (вчера), нынешние – в слове (днесь), а все будущее нарицает веком: «Иисус Христос вчера и днесь, тот же и вовеки».

Если бы сказал – вчера, и днесь, и завтра, сиречь во веки веков. Если кто видит днесь, тот видит и вчера, и откровением единого дня открывается 1000 лет. Она вмещается в одном дне, а день простирается в 1000 лет. Уразумей вечер седьмицы и узришь утро семи тысяч лет. «И был вечер, и было утро, но день один».

Иаков. Может быть, и правда, что тысяча единообразных печатей заключается в одной такой же, а одна расходится в тысячу, и одна глиняная модель скрылась в десяти тысячах сосудов. «Все тем были…»

Афанасий. Каким же образом 1000 лет будет одним днем и вопреки?

Лонгин. Ох, не любопытствуй. Не все то ложное, что младенческим умам не вместимое. Если не понимаешь, обуздай разум твой в послушание и веруй Петру святому… «Едино же сие да не утаится от вас, возлюбленные, как один день пред Господом, как 1000 лет, и тысяча лет, как день один». Оглянись на псалом 89.

Афанасий. Верую, Господи, что 1000 лет перед очами твоими, как день вчерашний…

Лонгин. Я бы мог тебе сказать и сие, что, если кто единого человека знает, тот всех знает. Один в тысяче, а тысяча, как человек один. Но сие не у нас, но перед Господом.

Афанасий. Ах, перед Господом! Скажи, где перед Господом?

Лонгин. Там, на том мире, на другом свете.

Афанасий. Где же тот второй мир?

Лонгин. Там, где «второй человек – Господь с небес».

Афанасий. А второй человек где?

Лонгин. Там, где второй мир.

Афанасий. А второй мир где?

Лонгин. Вот где! Послушай Петра святого: «Нового неба и новой земли хотим, по обетованию его, в них же правда живет». Видишь, что второй мир там, где новое небо и новая земля. Они его суть члены.

Афанасий. Где же новое небо и земля новая?

Лонгин. Там, где старое небо и земля.

Афанасий. А старое небо где?

Иаков. Изрядный ты истец: еще нового не сыскал, а старый мир потерял. Старое небо под носом у тебя.

Афанасий. Ведь старое небо и старая земля везде?

Лонгин. Везде.

Афанасий. И нельзя сыскать места, ни на один центр пустого?

Лонгин. Нельзя.

Афанасий. Все наполнено старым небом и землею?

Лонгин. Все.

Афанасий. Где ж твой новый мир?

Лонгин. Везде.

Афанасий. Как же старый мир совместишь с новым?

Лонгин. Так, как тень с ее деревом. Взгляни на сию живую и благосеннолиственную яблоню.

Афанасий. Яблоня поднялась вверх, а тень протянулась по долу. Тень на ином, а яблоня на ином месте. Тут дело иное.

Лонгин. Крайняя ведь часть тени лежит на земле, но начало и основание ее есть с яблонею вместе, и она никогда не бывает ни больше ни меньше яблони своей. Кратко сказать, тень яблоням меститься не мешает.

Афанасий. Вот так разве скажи: «Тень яблоням меститься не мешает».

Лонгин. Да я же так и сказываю.

Афанасий. Тень яблоне меститься не мешает.

Лонгин. Конечно.

Афанасий. Итак, ветхий мир есть тень нового?

Лонгин. Думаю и верую. А если совершенно уразумею, что так есть сие, тогда увижу его и, любя, возлюблю его в Господе, а Господа в мире его.