Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Сковорода cтр.№ 154

Пишек. Отрыгну слово эллинское μάλα εὖ (мала эй) или турецкое пек эи. – «Вельми добро». «Благо же!» Но пытливая пиявица разнообразно из околичностей может ведь мало-помалу насосать себе многого добреца, но уже сухая ваша, немазанная, по пословице, и немая благодарность, скажи, молю, какие вам принесет плоды? Чинок ли, или грунтик, или империалик, что ли? Скажи, умилосердись!

Еродий. Она нам не приносит многих плодов, но один великий.

Пишек. В одном не много ведь доброго найдешь.

Еродий. Отец наш славословит, что все всяческое, всякая всячина и всякая сплетка, сплетающая множество, не есть блаженная; только блаженное есть едино то, что единое только есть. На сем едином, сего же ради и святом, птица обретет себе храмину и горлица гнездо себе; еродиево же жилище предводительствует ими. «Окаянен (говорит) всяк человек есть и всуе мятется, не обретший единое».

Пишек. Да подай же мне в руки оное твое единое!

Еродий. Премудрая и целомудрая госпожа! Наше добро в огне не горит, в воде не тонет, тля не тлит, тать не крадет. Как же вам показать? Я единосердечен отцу и в том, что счастия и несчастия нельзя видеть. Обое сие дух есть, проще сказать, мысль. Мысли в сердце, а сердце с нами, будто со своими крыльями. Но сердце невидимое. Вéдро ли в нем и весна, и брак или война, молния и гром, не видно. Отсюда-то и прельщение, когда несчастных счастливыми, вопреки же, блаженных творим бедными.

Пишек. Однако я ничему не верю, поколь не ощупаю и не увижу. Таковая у меня из молодых лет мода.

Еродий. Сия мода есть слепецкая. Он ничему не верит, поколь не ощупает лбом стены и падает в ров.

Пишек. По крайней мере назови именем духовное твое оное едино. Что ли оно?

Еродий. Не хочется говорить. Конечно, оно вам постылою кажется пустошью.

Пишек. Сделай милость, открой! Не мучь.

Еродий. Оно по-эллински именуется χάρις или εὐφροσύνη (эвфросина).

Пишек. Но протолкуй же, Христа ради, что значит сия твоя харя?

Еродий. Будете ведь смеяться.

Пишек. Что же тебе нужды? Смех сей есть приятельский.

Еродий. Оно есть веселие и радость.

Пишек. Ха! ха! ха! ха!.. Христа ради, дай мне отдохнуть… Уморишь смехом… Здравствуй же и радуйся, гол да весел! Ты мне сим смехом на три дня здоровья призапасил.

Еродий. Для меня ведь лучше веселие без богатства, нежели богатство без веселия.

Пишек. О Мать Божия, помилуй нас!.. Да откуда же тебе радость сия и веселие? Оттуда, что ты гол? Вот! В какую пустошь ваша вас приводит благодарность. Хорошо веселиться тогда, когда есть чем. Веселие так, как благовонное яблочко. Оно не бывает без яблони. Надежда есть сего яблока яблонь. Но не тверда радость, ветрено веселие есть что? Пустая мечта – нечетная пустыня, сон встающего.

Еродий. Воистину так есть. Всяк тем веселится, что обожает, обожает же то, на что надеется. Павлин надеется на красоту, сокол на быстроту, орел на величество, еродий же веселится тем, что гнездо его твердо на едине. Порицаете во мне то, что я гол да весел. Но сие же то самое веселит меня, что моя надежная надежда не на богатстве. Надеющийся на богатство в кипящих морских волнах ищет гавани. Радуюсь и веселюсь, что гнездо наше не на сахарном ледке, не на золотом песке, не на буяном возке, но на облачном столпе возлюбленного храма, Красящего всю кифу, кифу адамантову, святого Петра кифу, которую врата адовы вовек не одолеют. Впрочем, в какую суету наша нас вводит благодарность? Не клевещите на нее. Она никогда не низводит во врата адовы. Она избавляет от врат смертных. Благодарность входит во врата Господни, неблагодарность – в адские, возлюбив суету мира сего паче бисера, который суть заповеди Господни, и путь нечестивых, как свинья болото, предызбравшая паче пути, которым ходят блаженны непорочные. Что бо есть оный бог: «В них же бог мира сего ослепил разумы»? Бог сей есть неблагодарность. Все духом ее водимые, как стадо гергесенское, потопляются в озере сует и увязают в болоте своих тленностей, едящие дни жизни своей и, не насыщаясь, жаждущие, ропотливые и день ото дня неблагодарны; пока не искусили Божий заповеди иметь в разуме и презрели вкусить ангельского сего хлеба, услаждающего и насыщающего сердце; сего ради предаст их Вышний во свиные мудрования искать сытости и сладости там, где ее не бывало, и бояться страха, где же не было страха, дабы из единой несытости 300 и из единой неблагодарности 600 родилось дочерей во истомление и мучение сердцам и телесам их и во исполнение Исаиных слов: «Сами себе разожгли огонь вожделений ваших, ходите же во пламени огня вашего и опаляйтесь». Не гордость ли низвергнула сатану в преисподнюю бездну? Она изгнала из рая Адама. Что же есть рай? Что есть благовидная светлость высоты небесной, если не заповеди Господни, просвещающие очи? Что же опять есть гордость, если не бесовская мудрость, предпочитающая драгоценные одежды, сластные трапезы, светлые чертоги, позлащенные колесницы и как бы престол свой поставляющая выше скипетра и Царствия Божия, выше воли и заповедей его? Не только же, но и все служебные духи (разумей, науки мирские) возносятся и восседают выше царицы своей, выше Божией премудрости. Кто есть мать сих блудливых и прозорливых бесиков? Гордость. Гордости же кто мать? Зависть. Зависти же кто? Похоть. Похоти же кто? Неблагодарность. Неблагодарности же кто? Никто! Тут корень и адское тут дно. Сия адская душка, жадная утроба, алчная бездна, рай заповедей Господних презревшая, никогда же ничем не удовлетворяется, пока живет, пламенем и хворостом похотей опаляется, по смерти же, горя, жжется углием и жупелом своих вожделений. Что бо есть Сердце, если не печь, горящая и дымящая вечно? Что же опять есть смерть, если не из снов главный сон? Беззаконную бо душу, не спящую ведь во внутреннем судилище, зеркалом, тайно образующим живо беззакония, тайно уязвляет свежая память, во сне же горя ужасными мечтами, страшными приведений театрами и дикообразными страшилищами смущает и мучит та же вечности памятная книга, грозя достойною местью. Из неблагодарного сердца, как из горнила вавилонского, пехотный огонь, пламенными крыльями развеваясь, насилием сердце восхищает, да, что ненавидит, то же и творит, и тем же мучится. Ибо ничто не есть вечная мука, только самому себя осуждать, быть достойным мести. Грех же достоинством, как жалом, уязвляет душу покрывающей тьме и находящему страху. Налетает же страх оттуда, как помыслы, не обретая помощи, как гавани, и не видя ни малого света надежды; помышляя, ужасаются, рассуждая, недоумевают, как бы улучить исход злоключению… Отсюда раскаиваются без пользы, болят без отрады, желают без надежды. Вот сей есть исход сердцу неблагодарному!

Пишек. Ба! Как балалайку, наладил тебя твой отец. Бряцаешь не вовсе глупо. Для меня мило, что сердце есть то же, что печь.

Еродий. Всякое сердце есть жертвенник, огнище или каминок…