Драма в кукольном доме - читать онлайн книгу. Автор: Валерия Вербинина cтр.№ 22

– Например?

– Она вышла гулять, оставив сумку и кошелек дома. При ней не было никаких вещей, а ведь билет надо на что-то покупать.

– Она могла прокатиться «зайцем».

– Могла, но наши кондукторы имеют большой опыт в ловле данного зверя. – Бутурлин улыбнулся. – Впрочем, даже если допустить, что Наталье Дмитриевне повезло, она каким-то образом добралась до Гатчины, села в поезд без билета и никто ее не поймал, куда она могла направляться?

– У нее же есть брат, насколько я помню, – сказала Амалия. – И он живет в Петербурге. Вы уже были у него?

– Да, госпожа баронесса. Я беседовал с ним, а также с сыновьями госпожи Киреевой. Они уехали в воскресенье вечерним поездом со станции Сиверская и с тех пор не видели свою мать. Никита Дмитриевич тоже понятия не имеет, где может находиться его сестра. На всякий случай я побеседовал и с прислугой, но безрезультатно. Никто не видел Наталью Дмитриевну в Петербурге, никто не получал от нее с начала недели никаких писем или записок.

– И вы пришли ко мне, полагая, что она может скрываться у меня?

– Нет, сударыня. Однако вы общались с ней, и я хотел бы знать подробнее о ее состоянии перед исчезновением. Не угрожала ли она супругу, и наоборот, не угрожал ли он ей. Вообще, не было ли в ее разговорах чего-нибудь… настораживающего, чего-то, что в свете последующих событий кажется представляющим интерес.

– Так не годится, Дмитрий Владимирович, – сказала Амалия сухо. – Вы старательно делаете вид, что вам ничего не известно о существовании некой Марии Максимовны Игнатьевой. Вы даже ни разу не упомянули о ней, а ведь она как раз может иметь непосредственное отношение к тому, что случилось.

– Сударыня, мне известно о даме, которая живет на даче Шперера, – парировал следователь. – Простите меня, я не предполагал, что вы настолько… осведомлены.

– Вы говорили с Марией Максимовной?

– Разумеется.

– И что она сказала?

– Что ей ничего не известно и что она не имеет к исчезновению Натальи Дмитриевны никакого отношения.

– Скажите, Дмитрий Владимирович, какое она произвела на вас впечатление?

– А на вас, сударыня?

– Я даже не знаю ее.

– Ну, госпожа Игнатьева с виду вполне обыкновенная женщина, – протянул Бутурлин, и Амалия поняла, что он затрудняется подобрать любовнице Киреева точное определение. – Шатенка, тридцати четырех лет от роду, хоть и предпочитает утверждать, что ей тридцать. Не скажу, чтобы слишком умна, но определенно не глупа.

– А алиби у нее есть?

Тут Дмитрий Владимирович с неудовольствием подумал, что некоторые дамы читают слишком много романов, из которых выхватывают вот такие юридические штуковины, чтобы с ходу ошеломить ими собеседника.

– При чем тут алиби, госпожа баронесса?

– Ну же, Дмитрий Владимирович, будем рассуждать логически… Есть любовный треугольник, одна из сторон которого исчезает. Самоубийство? Мне кажется, на Наталью Дмитриевну это не очень похоже. Несчастный случай? Ее бы давно уже нашли. Тогда что – убийство? И кто в нем заинтересован? Получается, что две оставшиеся стороны треугольника первым делом попадают под подозрение.

– В тот день Мария Максимовна ездила в Гатчину и надолго там задержалась. Она искала ветеринара.

– Для кота?

– Да. – Бутурлин поглядел на свою собеседницу с интересом. – Вы утверждаете, что не знаете госпожу Игнатьеву, однако знаете, что у нее кот?

– Кота я видела, – возразила Амалия, – а ее саму – нет.

– Этого кота ей подарил Георгий Алексеевич, когда они расстались. Незадолго до того, как он и Наталья Дмитриевна переехали на Сиверскую.

– Вы нашли в Гатчине ветеринара, к которому обращалась Мария Максимовна?

– Нашел. Она беспокоилась, что кот где-то долго пропадал, а потом пришел, сильно хромая. Ветеринар извлек из лапы дробинку.

Амалия помрачнела. Значит, серьезный юноша Володя не только по сарычам стрелял – он выстрелил и в кота Игнатьевой, который попался ему на глаза.

– Вы, случайно, не знаете, кому пришло в голову стрелять в кота? – спросил Дмитрий Владимирович, от которого не укрылось выражение лица собеседницы.

– Я думаю, это был Владимир Киреев, – ответила баронесса Корф, которая не видела причин скрывать данный факт. – Перед моим отъездом он ходил, по его словам, стрелять ворон, которые надоели ему своим галдежом. А потом принес убитого сарыча. Должно быть, убил бедную птицу из досады, что не удалось застрелить кота.

С точки зрения Бутурлина, убитый сарыч мог значить и то, что Владимир Киреев из рук вон плохой стрелок, и уж, во всяком случае, гибель птицы необязательно означала желание на ком-то выместить свою досаду. Но Дмитрий Владимирович не собирался возражать Амалии и уж точно предпочитал оставить свои соображения при себе. Слова баронессы интересовали его лишь с той точки зрения, что выражали ее отношение к людям, так или иначе вовлеченным в драму. Она не слишком удивилась тому, что с Натальей Дмитриевной что-то произошло – и в то же время считала вполне возможным, что та сама устроила свое исчезновение. С третьей стороны, версию о самоубийстве его собеседница отмела сразу же, даже не приводя никаких аргументов. Владимир Киреев ей, судя по всему, был не слишком симпатичен, ну а его отец? До сих пор баронесса не сказала о нем ничего, что позволило бы понять, что именно она о нем думает.

– Как по-вашему, сударыня, Георгий Алексеевич мог быть заинтересован в устранении своей супруги? – решился Бутурлин.

– Бог мой, Дмитрий Владимирович, о чем мы с вами говорим, – усмехнулась Амалия. – Допустим, Наталью Дмитриевну убивают: так это же следствие, подозрения, а при нынешнем состоянии газет еще и огласка, и вынесение на публику подробностей твоей частной жизни. И вообще, насколько мне известно, Георгий Алексеевич хотел лишь разъехаться с ней, чтобы иметь возможность чаще бывать с Марией Максимовной и видеть своего ребенка.

– Откуда вам это известно, сударыня?

Видя, что отступать ей некуда, Амалия рассказала о разговоре, который слышала в день своего отъезда.

– Георгий Алексеевич даже не заводил речь о разводе, – добавила баронесса Корф, – только о том, чтобы жить раздельно.

– А Наталья Дмитриевна не соглашалась?

Вопрос показался Амалии неумным, и она подумала, что ее собеседник, судя по всему, не слишком хорошо знает жизнь.

– Женщина никогда не уступит другой свое место добровольно, если речь идет о мужчине, – ответила баронесса Корф. – Быть брошенной значит в глазах общества потерять все или почти все. В годы Натальи Дмитриевны такое положение особенно обидно и унизительно.

– Признайтесь, сударыня, вы все же не верите в то, что с ней могло что-то произойти, – веско промолвил Бутурлин, глядя Амалии в глаза.