Поначалу пойманный не понял своего провала. Он через некоторое время разыскал старика и очень радовался, что ему удалось подружиться с настоящим индейцем, да еще авторитетным шаманом, который исправно снабжал его сказками про духов, знаниями о лекарственных растениях и даже обещал накормить галлюциногенным пейотом. Юный Карлос вел себя, как настоящий ученый – все старательно записывал! Сначала тайно:
«…я стал тайно делать записи. У меня в куртке были большие карманы, и я делал записи в блокноте, держа его в кармане. Я умел делать записи таким образом. Это техника, которую довольно часто используют этнографы, потом конечно приходится тратить много времени на расшифровку. Но иногда необходимо записывать очень быстро, нельзя откладывать это на потом. Нельзя отложить это на следующий день, потому что вы можете все забыть. Так как я все время принуждал себя работать, то я смог записывать все, что происходило сразу непосредственно после самих событий».
Затем дон Хуан, чтобы парень не мучился, просто разрешил ему делать записи открыто. И тот начал ходить вслед за стариком, буквально стенографируя их беседы, чем немало потешал дона Хуана.
Однако, несмотря на смешливый характер и простоту происхождения, старик оказался весьма непрост! Видно, он много читал, что позволяло ему доносить какие-то идеи до антрополога, используя западную терминологию и технические параллели. Потом, когда Кастанеда оказался окончательно и бесповоротно втянутым, дон Хуан признался ему, что те байки о духах, которые он ему рассказывал – по большей части дурацкая завлекаловка исключительно для пробуждения интереса. И что все на самом деле гораздо серьезнее, сложнее и страшнее. Он был прав: коготок увяз – всей птичке пропасть… Через много лет Кастанеда признался в одном из интервью: «Когда я понял, что на самом деле происходит, то я уже оказался в это слишком глубоко вовлечен, чтобы отступить». Во что же он оказался вовлечен? И почему не смог «спрыгнуть» с поезда, увозящего его в этот темный тоннель? Потому что был настоящим ученым, который напоролся на золотую жилу…
Они подружились. Так во всяком случае казалось американцу. Порой старик действительно вел себя с Кастанедой просто как друг. Гораздо чаще как учитель. Иногда как психолог. Причем психологом он оказался весьма незаурядным. Вот послушайте строгий совет старика растерянному Кастанеде:
«– Не объясняй слишком много, – сказал дон Хуан, сурово взглянув на меня. – Маги говорят, что в каждом объяснении скрывается извинение. Поэтому, когда ты объясняешь, почему ты не можешь делать то или другое, на самом деле ты извиняешься за свои недостатки, надеясь, что слушающие тебя будут добры и простят их».
Это мог бы сказать любой психолог Европы или Америки. Но не каждый психотерапевт может так вывернуть человека, как это случилось однажды с Кастанедой в доме дона Хуана. Дело в том, что дон Хуан учил Карлоса самым разным психическим и телесным упражнениям с целью выполоскать ему сознание наизнанку и научить видеть, то есть воспринимать мир так, как хотелось старику. Теоретически Кастанеда по своему внутреннему физиологическому устройству видеть мог. Но не видел. Старик старался найти причину. И нашел ее в болезненном, вытесненном из памяти воспоминании детства. Индеец понял, что Кастанеда когда-то кому-то дал некое обещание на фоне сильного переживания, и этот психологический блок теперь мешал ему.
«…он быстро и совершенно неожиданно взял мою голову в свои руки, зажав ладонями мои виски. Его глаза стали сильными, когда он взглянул в меня. Без испуга я сделал глубокий вдох ртом. Он позволил моей голове откинуться, пристально глядя на меня. Он выполнил свои движения с такой скоростью, что некоторое время, пока он не ослабил хватку и не откинул мою голову, я был еще на середине глубокого вдоха. Я почувствовал головокружение, неловкость.
– Я вижу маленького мальчика, – сказал дон Хуан после паузы.
Он повторил это несколько раз, как будто я не понимал. У меня было чувство, что он говорил обо мне, как о маленьком кричащем мальчике, поэтому я не обратил действительного внимания на это.
– Эй! – сказал он, требуя моего полного внимания. – Я вижу маленького кричащего мальчика.
Я спросил его, был ли этот мальчик мной. Он сказал, что нет. Тогда я спросил его, было ли это видение моей жизни или просто памятью из его собственной жизни. Он не ответил.
– Я вижу маленького мальчика, – продолжал он. – Он кричит и кричит.
– Я знаю этого мальчика? – спросил я.
– Да.
– Он мой маленький мальчик, сын?
– Нет.
– Он кричит теперь?
– Он кричит теперь, – сказал он с уверенностью.
Я подумал, что дон Хуан видел кого-то, кого я знал, кто был маленьким мальчиком и кто в этот самый момент кричал. Я назвал по именам всех детей, которых я знал, но он сказал, что те дети не имели отношения к моему обещанию, а ребенок, который кричал, имел очень большое отношение к нему.
Утверждение дона Хуана казалось нелепым. Он сказал, что я обещал что-то кому-то в моем детстве и что ребенок, который кричал в этот самый момент, имел большое отношение к моему обещанию. Я говорил ему, что в этом нет смысла. Он спокойно повторял, что он «видел» маленького мальчика, кричащего в этот момент, и что маленькому мальчику было больно.
Я старался подогнать его утверждения под какой-нибудь вид правильного образа, но я не мог установить их связь с чем-нибудь, что я сознавал.
– Я отказываюсь, – сказал я, – потому что я не помню, что я давал важное обещание кому-нибудь, меньше всего ребенку.
Он прищурил глаза снова и сказал, что этот особенный ребенок, который кричал точно в этот момент, был ребенок моего детства.
– Он был ребенок во время моего детства, и он, тем не менее, кричит теперь? – спросил я.
– Он – ребенок, который кричит теперь, – настаивал он.
– Ты понимаешь, что ты говоришь, дон Хуан?
– Понимаю.
– Это не имеет смысла. Как может он быть ребенком теперь, если он был ребенком, когда я сам был ребенком?
– Это ребенок, и он кричит теперь, – сказал он упорно.
– Объясни это мне, дон Хуан.
– Нет. Ты должен объяснить это мне.
Хоть убей, я не мог понять того, о чем он говорил.
– Он кричит! Он кричит! – Дон Хуан продолжал говорить в гипнотизирующем тоне. – И он держит тебя теперь. Он крепко сжимает. Он обнимает. Он смотрит на тебя. Ты чувствуешь его глаза? Он становится на колени и обнимает тебя. Он моложе тебя. Он подбегает к тебе. Но его рука сломана. Ты чувствуешь его руку? У этого маленького мальчика нос выглядит подобно пуговице. Да! Это нос пуговицей.
В моих ушах появился гул, и я потерял ощущение реальности. Я больше не находился в доме дона Хуана. Слова «нос пуговицей» бросили меня сразу в сцену из моего детства. Я знал мальчика с носом-пуговицей! Дон Хуан незаметно продвинул меня в одно из наиболее темных мест моей жизни. Я теперь знал обещание, о котором он говорил! У меня было ощущение отчаяния, благоговения перед доном Хуаном и его великолепным маневром. Как, черт возьми, он узнал о мальчике с носом-пуговкой из моего детства?