Сборы недолги – уже сносили вниз чемоданы.
Зинаида жалела лишь об одном. Она ведь сразу смутилась. Как только увидела этого мужчину… Два дня назад (они как раз прибыли). И сердце заколотило. Какой взгляд! Высокий, русый, сорока пяти лет, в белом длинном плаще – с ума сойти!.. Скорее всего, женат, благополучен, но это не важно. Это не помеха. На выезде мужчина – это просто мужчина. Такой мужик, что башню сносит… И Зинаида, не любившая сама с собой недомолвок, готова была потерять свое заскучавшее сердце! Давненько, года два, нет, три, у Зинаиды не было романов.
Вот и сейчас, когда стрёмные, когда все на взводе… Когда все они с испуганными, почти белыми глазами… Когда забегали, засуетились, когда спрашивали, заикаясь, о пустяках, он с улыбкой только похаживал по коридору, успокаивая коллег. Конечно, пошучивал. Он и сейчас был хорош, ясен.
Зинаида сидела за стойкой своей скромной ресепшен, а он, в белом плаще, сам собой оставался в поле ее зрения. Посреди общей их суеты. Чемодан вниз он еще не снес… Зинаида не из тех, кто кидается на всякого. И ведь уже получилось влюбиться. Только-только мужчина по вкусу – и на тебе!..
И откуда взялись (здесь, в Москве, в самом центре!) беспорядки? Революции нам не хватало! А эти отважные дипломированные медики… Как они все прямо-таки рвались теперь домой! В милую провинцию. В бескрайние поля. Им в Москве душно. Им недостает свежего ветра!.. А на деле… Это просто смешно… Боялись остаться в волнующейся столице – остаться отрезанными от своего Саратова, Воронежа, Вышнего Волочка, от своей ненаглядной Пензы… Зинаида помнила пеструю провинциальную географию их карточек. Которые они неразборчиво заполняли. Он-то из Питера.
А когда он подошел, Зинаида от волнения не смогла говорить. Так и общалась с ним как дурочка – насупившись и глаза в сторону.
– Маршрутка подойдет сюда минут через сорок. Но нельзя ли заранее открыть ту дверь, что сбоку?
Он выждал – и еще раз ее спросил, объясняя:
– Нельзя ли открыть для нас ту дверь? Маршрутка в таком случае могла бы подъехать… Вплотную к выходу. Людям удобнее.
Зинаида, покраснев, только немо качала головой – нет… нет.
Выход, что сбоку (рядом с основным), был и впрямь давным-давно переделан в вахтерскую комнатку-квартирку, где Зинаида и жила. Она – и комендантша здесь, и ночной вахтер (удвоенная зарплата).
Ей нравилось быть комендантом, это правда, но зато она ужасно (до обиды ужасно) стеснялась принижающего ее слова «вахтер».
– Нет, – наконец выговорила.
А он лишь улыбнулся:
– Ладно, командир. Не волнуйтесь… Перенесем мы свои чемоданы. Не такие уж старики!
И тут сердце ее выдало. Зинаида чудовищно покраснела, дальше некуда.
Он все понял. И что он нравится ей, понял, и что она, в общем, женщина ничего себе, мила… еще свежа… и… и… и что жизнь прекрасна, но, увы, билет отъезжающего у него, можно сказать, уже в кармане.
Он через стойку протянул руку и мягко коснулся пальцами, тронул, поправляя, завиток волос на ее виске.
– Что это вы! – прикрикнула она строго, но негромко. Стрельнув грозно глазами. А сама все больше краснела.
Он опять улыбнулся:
– Да ничего. Просто подумал о вас – одна в этом домике остаетесь.
– Ну и что! Да я всю жизнь одна! – бросила она с вызовом.
Разговор окончен, мой милый! Она – строгих правил. Она здесь на работе, и к тому же какой-никакой начальник! (Она и мысленно умалчивала о своем вахтерстве.)
Его, а еще больше ее выручил подошедший седовласый и важный медик. Профессор медицины, если по его карточке. Старикан с крепкой белой палкой:
– Ты уж нам почитай, Павел. Хотя бы почитай, озвучь… Что там еще мы не обсудили?
Когда раздался близкий грохот, кто-то из молодых коллег, то ли пугая, то ли пугаясь сам, вскрикнул:
– Танки!
Но Зинаида тотчас вмешалась:
– Нет, нет. Это поезд. Это над Яузой поезд идет. Это рядом.
Все такие прямые, важные… Всего-то десяток… одиннадцать человек, а сколько шума. Однако же перетрусил ученый народ. Домой, домой!.. А как они все (такие сейчас гордые) спешно поволокут к заказанной маршрутке свои чемоданы – толкаясь в дверях и кряхтя.
Сколько раз им приходилось вот так – в разных городах! В разных гостиницах… Мысленно уже в пути. Они не запоминают таких лиц, как лицо Зинаиды. Сколько они повидали комендантш, вахтерш, милых горничных. И добрых, и сволочных. Сотни… Всё куда-то исчезает. И он, Павел, тоже ее лицо не запомнит… А она? Смешно! Запомнит разве что его взгляд, его раннюю седину… да еще светлый плащ! Ей стало совсем грустно. Она уважала себя. Она уважала свое нечастое, вдруг возникшее чувство.
Такой моложавый, он заговорил, с улыбкой обращаясь к столпившимся вокруг него сотоварищам:
– Господа! Коллеги!.. Мы прервали наш симпозиум и уезжаем из столицы. Попросту бежим, бежим, бежим!.. И правильно делаем!
Все засмеялись.
– Но позвольте, коллеги, я хотя бы зачитаю вам темы, которые мы собирались обсудить. Зачем?.. А затем, чтобы какое-то время спустя кто-то придирчивый не сказал, что этих научных тем на семинаре в Москве он даже слышать не слышал… Пусть, если такой сейчас среди нас, – пусть он свой слух включает и слушает!
Все опять засмеялись.
А она не могла оторвать глаз от его лица. И сердце всё поджималось. В кои-то веки мужчина ей глянулся. Да как глянулся!.. Павел… Она сглотнула ком.
Этот уезжающий Павел, вынув из кармана листок и надев красивые очки, стал читать:
– Синдромы ослабления психической деятельности. Астеническое состояние… Синдром бессонницы…
Да, ночью Зинаида останется одна. Маленькая гостиница опустеет. Скучно здесь. Позвонить, может быть, сестренке Вере. Пусть приедет на этот пустой невеселый вечерок. Посидим, поболтаем… Можно портвейна выпить.
С размеренными паузами он знай читал дальше:
– Психоорганический синдром. Псевдопаралитический синдром. Слабоумие.
И еще:
– Галлюцинаторный синдром. Галлюцинаторно-параноидный синдром.
Шум подъезжающей маршрутки. А он все читал:
– Бредовый синдром. Ипохондрический синдром. Апатико-абулический синдром…
Зинаида заскучала. Она и не вслушивалась. Ей думалось: неужели все это можно вылечить?
ЗАПЯТАЯ – это когда беспорядки на улицах, казалось, совсем улеглись. Но к середине дня опять возобновились.
Однако стрельба с крыш (в расчете на панику) слышалась уже гораздо реже. А последняя автоматная очередь была отмечена, как говорили, совсем не в районе Таганки. От Зинаиды, даже если по прямой, далеко.
Из троих, стрелявших с крыши старинного высокого дома, одному удалось уйти, двоих надежно блокировали. А этот ускользнувший занервничал, видно, уже там, на крыше. Вдруг кинулся к пожарной лестнице – и вниз, вниз… да как проворно! С немыслимой скоростью!.. Он как бы даже не касался ржавой лестницы, сползал скользко по ней! Стекал!.. Как большая, длинная капля. С автоматом под мышкой.