Тестостерон РЕКС. Мифы и правда о гендерном сознании - читать онлайн книгу. Автор: Корделия Файн cтр.№ 12

Также с легкостью не замечают риск для женщины от другого двойного стандарта в отношениях полов: немалую вероятность того, что событие не оправдает ожиданий. Масштабное исследование тысяч североамериканских студенток обнаружило, что они лишь в 11 % случаев испытывают оргазм при первой случайной “встрече”. В то же время следует отметить, что оргазм не единственная цель полового контакта, и женщины в 6 раз более склонны насладиться случайной встречей, если у них ранее был уже такой опыт⁵³. Интервью после встреч объясняют, почему женщинам так сложно достичь оргазма. Студенты в целом соглашались, что для мужчины важней получить сексуальное удовлетворение в любом контексте, а для женщины – только в контексте отношений. Однако не обнаруживалось обязанности обеспечить женщине сексуальное удовлетворение при случайном сексе. Хотя мужчины и считали, что помощь подруге в достижении оргазма хорошо сказывается на их маскулинности, но они не чувствовали, что должны заботиться о партнерше по случайному сексу. Один участник исследования сформулировал это особенно емко:

Что если незнакомец, пригласивший вас провести с ним ночь, окажется этим парнем?

Из всего сказанного мы можем почерпнуть пару идей. Во-первых, возможно, стоит обновить гендерные нормы галантности. Правила, что мужчины должны открывать для женщин двери и платить на свидании, вполне можно отринуть, заботу и щедрость перенеся в спальню. Во-вторых, расхождение между полами в энтузиазме по поводу случайного секса можно было бы преодолеть, если бы мужчины оставались сексуально неудовлетворенными три раза из четырех, а женщины при этом получали бы сексуальное удовлетворение.

Неудивительно в свете всего сказанного, что когда Конлей представила студентам, участникам исследования, гипотетическую версию эксперимента Кларка и Хэтфилд, то они восприняли ситуацию по-разному. Мужчины, предлагавшие себя, воспринимались более опасными, чем предлагавшие себя женщины⁵⁵. Женщины при этом предсказывали, что они будут хуже восприняты в целом: более распущенными, социально неприемлемыми и сексуально отчаявшимися, – если примут предложение, а не предпочтут отказаться⁵⁶. Для мужчин, напротив, принятие предложения означало улучшение их репутации, а не ущерб для нее. Студенты также предполагали, что предлагавший себя мужчина был более посредственным любовником, чем предлагавшая себя женщина, а значит, с ним не стоит рассчитывать на положительный сексуальный опыт⁵⁷ – что вполне достоверно, по крайней мере для североамериканских студентов. Эти различия и учитывались при рассмотрении предложения, с учетом сексуального мастерства потенциального партнера в качестве главного условия. Конлей обнаружила, что это было важно не только для совершенно невероятного сценария Кларка и Хэтфилд, но и когда речь заходила о реальных предложениях случайного секса, которые участники получали в прошлом. И если рассматривалась ситуация со знаменитостями или близким другом, а не полным незнакомцем, то половые различия в интересе к предложению исчезали⁵⁸.

Конечно, письменные проверки гипотетических сценариев полового поведения ограничены, и нельзя представлять исследования Конлей как последнее слово в этом вопросе. Другие исследования, например, не нашли подтверждения, что мужчины и женщины по-разному оценивают социальные риски от секса с несколькими половыми партнерами или что эти риски значимо влияют на желаемое количество партнеров⁵⁹. Также нельзя сказать, что мужская и женская сексуальность одинакова. Но эти исследования полезны, так как привлекают внимание к тому, что легко не заметить: существует много разных социальных факторов, все еще не одинаковых для мужчин и женщин, которые влияют на решение о сексе. Забавно, но потребность в этом напоминании была обозначена одним маститым психологом, раскритиковавшим результаты Конлей по той причине, что женский интерес к сексу со знаменитостью “может быть мотивирован чем-то помимо секса”⁶⁰. Как будто секс, при нормальном стечении обстоятельств, отделим от идентичности, репутации, гендерных ролей, представлений о “завоеваниях” и “шлюхах”, от давления сверстников и престижа, от власти, экономики, отношений, от культурно оформленных сексуальных сценариев, от стыда тела или любых других сложных составляющих чьей-то внутренней и социальной жизни.

Это приводит нас к важному открытию (о котором мы подробнее поговорим в следующей главе), что, когда половое поведение рассматривается сквозь призму взглядов Бейтмена, оно отфильтровывает нашу человечность. Вспомните, как исследователи, вдохновленные эволюционной психологией, объясняют, почему мужчины в их исследованиях отказываются от случайного секса. Очевидные объяснения: моральные ценности, привязанность, верность, простое отсутствие интереса к сексу с нелюбимым человеком – игнорируются, вместо этого сексуальное ограничение объясняется в терминах репродуктивных исходов, перевешенных “риском потерять приоритетного партнера с хорошими репродуктивными перспективами вследствие обнаружения неверности”⁶¹. Секс, лишенный всего человеческого, становится похож на… спаривание, и как мы увидим в следующей главе, неясно, как часто люди им занимаются.

Ничто из вышесказанного, кстати, не означает для меня приветствие идеи, что моногамия – “естественное” предпочтение мужчин, а промискуитет – предпочтение женщин⁶². Эволюционный биолог Марлен Зук из Миннесотского университета в своей книге “Палеофантазия: Что эволюция в действительности говорит нам о сексе, диете и том, как мы живем” (Paleofantasy: What Evolution Really Tells Us about Sex, Diet, and How We Live) предполагает, исходя из множества источников, что люди успешно спаривались и размножались, используя самые различные социальные шаблоны в зависимости от эпохи, места и обстоятельств: “Как и с диетой, тренировками и другими биологическими активностями, которые люди хотят выполнять единственным «естественным» способом, такого единственного сценария для полов не существует”⁶³. Даже полиандрия (женщина и двое и более мужей) в определенных демографических и экологических условиях наблюдается чаще, чем ранее предполагалось, причем во многих уголках мира, то есть “полиандрия могла существовать на протяжении всей человеческой эволюционной истории”. Любопытно, что социальные группы “очевидно способны создавать (и упразднять) высокий уровень полиандрии за весьма короткий промежуток времени”⁶⁴. В эссе, метко названном “Люди…гамны” бостонский антрополог Патрик Кларкин из Массачусетского университета отмечает, что “учитывая всю важность секса и размножения в эволюции, естественный отбор должен был бы надеть на нас смирительную рубашку и дать нам более строгий план действий… этого, похоже, не произошло”⁶⁵.

Наука далеко ушла от взгляда Тестостерона Рекса на половой отбор, в соответствии с которым по универсальному эволюционному плану спортивные машины – это павлиньи хвосты, и благодаря им состязательные мужчины соревнуются за фертильных самок, что закладывает психологические основы полового неравенства. Как мы увидели в предыдущей главе, на протяжении десятилетий в эволюционной биологии проверялись и опровергались вдохновленные Бейтменом принципы, заложившие основы позиции Тестостерона Рекса – начиная с предположительной дешевизны спермы и заканчивая мнимой бесполезностью женской конкуренции. Прошли те дни, когда исследователи ссылались на, скажем, патриархальную динамику в семействах морских слонов, говоря о людях. Старое убеждение, будто половой отбор создал почти универсальные половые роли (мужчины почти всегда делают это, а женщины – то), сменилось на растущее понимание многообразия ухаживаний и родительских ролей у животных как разных видов, так и внутри одного вида.