А затем все закончилось.
И тут же началось вновь: не дожидаясь, пока ветер растащит в стороны густое дымное марево, заволокшее русские траншеи (а под самый конец обстрела фрицы выпустили еще и несколько дымовых снарядов), гитлеровцы начали атаку. На сей раз бросив в бой все, что у них оставалось: почти полтора десятка танков и даже бронетранспортеры, идущие вторым эшелоном и поддерживающие пехоту пулеметным огнем. То, что часть из них неминуемо увязнет на перекопанном гаубицами на полметра вглубь поле, их командиров, похоже, не шибко волновало. А потери? Впереди лежала Москва, поэтому потери не столь уж и сильно заботили Генштаб: взятие большевистской столицы автоматически переводило их в раздел полностью оправданных. Русскую оборону нужно было сломить именно в этой атаке, поскольку сил на еще одну у фашистов просто не оставалось…
Как не оставалось сил отбить еще одну атаку и у второго батальона 315-го стрелкового полка, численность которого – по крайней мере судя по потерям роты старшего лейтенанта Ильи Малышка – ныне составляла не более половины от списочного состава. А скорее всего, и того меньше, поскольку считать многочисленных раненых за полноценных бойцов он не мог…
Особого смысла от него, как от командира, сейчас уже не было, и потому Илья встал вторым номером к одному из противотанковых ружей, заменив убитого при артобстреле красноармейца. Сам он успел выстрелить из ПТР на полигоне всего трижды, а вот старший расчета, ефрейтор Голиков – аж восемь раз, три из которых сегодня. Так что пускай и бьет фрицев, а он станет патроны подавать, благо для этого никакой специальной подготовки не нужно. Интересно, кстати, своя артиллерия у них еще имеется или немцы всех с землей перемешали?
Имелась, как выяснилось спустя несколько минут, потребовавшихся фашистам, чтобы преодолеть половину расстояния до советских окопов. С левого фланга звонко хлопнула сорокапятка, и идущий в авангарде немецкий танк, приземисто-угловатая «тройка», крутнулся на перебитой гусенице. И тут же тявкнула вторая пушка, всадив в подставленный борт бронебойный. Проехав еще пару метров, немец полыхнул, выбросив изо всех люков перевитые жирным черным дымом огненные жгуты. Последнее орудие правого фланга молчало, накрытое прямым попаданием гаубичного снаряда.
Перезарядившись, «53-К» выстрелил еще несколько раз, с первого попадания спалив один из легких танков и раскатав гусеницу среднему. Больше они ничего сделать не сумели: в сторону чудом уцелевшей во время обстрела артиллерийской позиции развернулись сразу три фашистских панцера. До боли, так что ногти вонзились в заскорузлую от въевшейся грязи ладонь, сжав кулаки, Малышок наблюдал, как немцы, ведя огонь с коротких остановок, подползают к капониру. Вот осколочный снаряд раскидал комья грязи в нескольких метрах от обсыпки, еще один рванул практически перед самой пушкой, скособочив щит. Сорокапятка выстрелила в ответ, болванка высекла из брони сноп искр, уйдя в рикошет.
Перезарядиться артиллеристы уже не успели: тяжело качнувшись, угловатая темно-серая коробка смяла орудие, прокрутившись на нем. За что и поплатилась, получив снаряд в борт от соседней пушки, из расчета которой уцелел лишь один человек. Короткий высверк попадания – и гулкий удар сдетонировавшего боекомплекта. Граненая башня, подскочив над погоном, опрокинулась на крышу моторного отсека.
Уцелевшие танки выстрелили практически одновременно: старлей видел, как сорокапятка, нелепо взмахнув в клубах дыма станинами, опрокинулась набок. Убедившись, что противник уничтожен, оба панцера неспешно развернулись, двинувшись в сторону окопов. Все, артиллерии у них больше нет…
– Ефрейтор, чего не стреляешь?! – рявкнул Илья приникшему к прицелу ефрейтору. – Вон же он, гад, борт подставил?
– Не мешайте, тарщ лейтенант, сейчас… – огрызнулся боец. – Целюсь я. Н-на, получи!
ПТРД звонко щелкнуло, подпрыгнув на сошках, в ноздри ударило кислым запахом сгоревшего пороха. Пуля калибром в 14,5 миллиметра и весом почти в семьдесят граммов вошла в борт легкого танка чуть пониже башенного погона и, превратив в кровавые брызги голову механика-водителя, с визгом отрикошетила от внутренней поверхности брони, пробив на излете один из унитаров. Взорвавшийся порох разорвал гильзу и оглушил экипаж, но остальные выстрелы так и не сдетонировали. Обезглавленное тело танкиста навалилось на левый фрикцион, танк нелепо крутнулся на месте и заглох.
– Подбил! – заорал Малышок, хлопая красноармейца по мокрой и изгвазданной глиной шинели. – Ай, молодца!
– Патрон давайте! – проорал в ответ тот, принимая у лейтенанта боеприпас. Прицелился и снова выстрелил. Отрывисто бумкнуло, под ноги полетела дымящаяся гильза. Обостренное боем и опасностью сознание успело отметить, как похожий на крохотную бутылку цилиндрик окутался паром, упав в скопившуюся на дне траншеи лужицу мутной дождевой воды.
– Смазал, – констатировал ефрейтор. – Давайте за мной, а то пристреляются. Поди, уж засекли нас.
Голиков рывком поднял оружие, перебежал на несколько метров и установив его в оплывшей бойнице, коленом отпихнув привалившегося к стенке окопа убитого, так и не выпустившего из рук винтовку. – Извиняй, браток, некогда. Патрон!
Разбить гусеницу прущего на них танка удалось только со второго выстрела. Не успевший вовремя отреагировать мехвод не сбросил газ, и передний опорный каток уперся в сложившуюся домиком ленту. Танк дернулся, подмяв ее под себя, и забуксовал. И тут же выстрелили сразу несколько ПТР, так что осталось неизвестным, чья именно пуля пробила бак, превратив бронемашину в огненный факел.
– Отомстили за артиллерию нашу, – хрипло констатировал ефрейтор. – Хватайте подсумки, тарщ лейтенант, да бегом позицию менять. Долго на месте торчим.
Дальнейшие события слились для старшего лейтенанта в какую-то сплошную полосу неестественно яркого, но практически немого, поскольку в ушах стоял непрерывный вязкий гул, кинофильма, состоящего из множества сменяющих друг друга кадров-событий.
Они меняли позиции и стреляли. Стреляли и меняли позиции. И снова, пригнувшись, перебегали, переступая через убитых и раненых, по ходу сообщения. Немецкие пули били в бруствер, подкидывая крохотные фонтанчики влажной земли, с тупым стуком ударяли в стенку окопа. Красноармейцы вели ответный огонь, стараясь не торчать в проемах оплывших амбразур дольше нескольких секунд. Но плотность встречного огня была больше, и ротный видел, как все чаще и чаще то один, то другой боец сползает вниз, убитым или раненым. Когда в очередной раз меняли позицию, Илья забрал у погибшего самозарядную винтовку, распихав по карманам шинели несколько запасных магазинов. Один из которых тут же и расстрелял, ловя в подрагивающий вместе с руками прицел бегущие за танками фигурки немецких пехотинцев. Пару раз даже попал: упавшие фрицы так и не поднялись.
Им с Голиковым удалось подбить еще один танк и броневик, остальные выстрелы пропали впустую. Еще пять машин и почти все оставшиеся БТР сожгли другие расчеты, прежде чем немцам удалось подобраться к окопам на бросок гранаты. Последние уцелевшие пулеметы били на расплав ствола, больше не экономя боеприпасы, пехотинцы стреляли в упор из винтовок. Поддерживающие танковую атаку фашисты падали и снова поднимались, стараясь не отставать от брони. И все же куда чаще они уже не вставали, оставаясь лежать там, где настигла их русская пуля… Разрывы танковых снарядов ложились все гуще, кучнее, накрывая окопы, разнося в щепу противоминные перекрытия, заваливая землей упавших на дно бойцов.