Пошли в атаку, и немец вот так выстрелил и пробил борт. Машина загорелась, все сразу выскочили. Кругом все рвется, а как назло, место совершенно ровное, даже негде спрятаться. Так я добежал до единственной большой воронки, в нее кинулся, а там лужа по пояс. Это же 1 апреля, все таять начало. Сколько-то посидел в этой луже, чувствую, у меня что-то течет. Посмотрел, а это из меня алая кровь хлещет… Только тут понял, что ранен. Как написали врачи – слепое осколочное ранение правой части грудной клетки. Надо перевязаться, а на мне и нательная рубаха, и ватная безрукавка, да сверху еще комбинезон. Причем этот осколок так хитро попал, что ни в санбате, ни в госпитале не решались его удалять.
Помню, в госпитале на консилиуме врачи стали совещаться. А среди всех молодых сидела одна пожилая женщина, и она сказала примерно так: «Мы вот тут подумали, давайте не будем грудную клетку вскрывать. Парень молодой, красивый, давайте посмотрим, что еще можем сделать». И действительно, как-то по-другому его достали. А пока не достали, прямо житья не было.
Четыре месяца отлежал в госпитале. Когда уже на поправку пошел, один старший лейтенант начал меня агитировать: «Слушай, ты что думаешь, опять в танкисты вернуться?» – «Да». – «Да брось ты эти танки! Вот в пехоте у тебя всегда с собой саперная лопатка. Ямку копнул и голову в нее…» Вот такие толкования тоже были (смеется).
А из батальона выздоравливающих меня забрал «покупатель» на 3-й Прибалтийский фронт, и я попал в 51-й танковый полк. Но в нем уже не тяжелые танки, а Т-34–85. Я-то КВ как свои пять пальцев знаю, а на этой машине мне, конечно, все непривычно, необычно. Ничего, освоился. Вот только как подбирали экипаж, не знаю. Но помню, что механиком был такой парнишка, слабенький совсем. Он, бедняга, начинает выжимать рычаг – тормозит, так прямо сам ползет. Я все переживал, ну не дай бог…
Но в этом полку я отвоевал немного. Освобождали Эстонию и Латвию. Пока до Риги дошли, опять почти весь полк полег… Помню, со мной на пополнение прибыл один парень, так их машину ночью отправили на задание. Пошли в разведку боем, и, видимо, на фугас машина нашла, потому что ее вообще разбросало… Это противотанковая мина гусеницы рвет, пару катков отрывает, а так, чтобы в куски… Точно фугас!
В Ригу ворвались, а там же две части – старая и новая, Даугава их разделяет. До речного порта дошли, помню, забор свалили и начали поддерживать огнем пехоту, которая переправлялась. Сколько-то снарядов побросали, и наступила тишина. Тут зашел разговор: «Надо бы хоть чем-то перекусить!» А мы как раз НЗ получили. Достали его, сухари, воду. Тут кто-то предложил: «А давай не в танке есть!» Вылезли, только настроились покушать, откуда эта мина прилетела? В общем, изрешетило весь забор, у которого мы стояли. Смотрим друг на друга: «Живой?» – «Живой!» – «Не ранило?» – «Да ну его, пошли в танке поедим!»
Когда бои закончились, долго сидели не у дел. А потом нас четверых вызвали в штаб: «Направляем вас в Горький, новые танки получите!» Там же Сормовский завод тоже танки делал. Ладно, думаем, посмотрим, как там в тылу живут. А в Горький приехали, нам говорят: «Завтра с вами побеседует генерал». Он нас поспрашивал, как воевали, какие награды, есть ли ранения? А потом вдруг говорит: «Вижу, ребята вы боевые, поэтому я вас направляю в учебный танковый полк. Будете учить последний курс!»
Пришли в полк и прямо ужаснулись – куда мы попали?! Жить надо в землянках. С курсантами встретились, а они все такие худые, голодные, бледные. Обмундирование бэушное, запланное, замызганное… Мы бегом к командиру полка: «Вы не принимайте нас! Напишите, что по какой-то причине мы вам не подошли». – «Да вы что! А с кем мне проводить обучение?» А он капитан 3-го ранга, и видно, что не по собственному желанию там оказался: «Я сам моряк, а видите, куда загнали?» И он нас сразу предупредил: «Знаете что? Приказ есть приказ! А если хотите уйти, так только через штрафной батальон или через трибунал. Только так!» Ну а мы-то соображаем, что война под занавеску идет, и в такое время попасть в штрафбат… Пришлось остаться. Но он нам пообещал: «Ребята, давайте так. Выпустим этот выпуск, танки получаете, и я вас всех четверых в экипажах пропишу». И сделал, как обещал.
За три месяца закончили обучение, получили машины, и эшелон пошел на 3-й Украинский фронт. На пополнение в 4-й Сталинградский механизированный корпус. Когда Карпаты проезжали, нас предупредили: «Будьте осторожны, здесь бандеровцы орудуют. Выставляйте пулеметы, охраняйте танки!» Но только в Румынию заехали, объявляют – война закончилась! Приехали в Венгрию и остановились прямо в центре Будапешта. Тут мы увидели, что такое настоящая столица. Ходили по городу, на Дунай посмотрели, на красивые подвесные мосты, которые взорванные валялись. Но везде тишина, все население куда-то сбежало из города. А где-то близко от нас стоял зоопарк, но он оказался пустым. Зверье, птицы, все куда-то делись. Один только бегемот остался. Помню, вольера такая, и в этой вольере бегемот один стоит. Сбежать никуда не может, так и стоит…
В Венгрии месяц, может, простояли, а потом нас перевели в Болгарию. Ну а там совсем другой народ, другая жизнь. Мы нигде «ура» не кричали, спиртного за Победу не пили, но за время службы в Болгарии мы это дело наверстали. У болгар этого вина… Бывало, идешь по городу, вдруг мужик тебя окликает: «Братушка, – они нас называли «братушки», – иди сюда!» Подзывает, мол, подойди. «Что такое?» – спрашиваю. А у него корчма или там пекарня, и он зовет угостить: «Заходи!» Ну, раз позвали, а русский что, он всегда пожалуйста. Когда так угостят, когда за деньги. Но откуда деньги у простого солдата? Помню, один меня так позвал, а я ему говорю: «Не могу, денег нема!» А он отвечает: «В кредит нема? Кредит! Сейчас, запишу тебя, а в следующий раз придешь и расплатишься». И наши повадились ходить туда. Сумок ему полно посдавали трофейных, что-то там еще поотдавали, но дошло до того, что он кредит нам закрыл: «Все, в кредит нема! Нельзя вам доверять, вам веры нету…» Но в целом отношение было очень хорошее, они же славяне. И говорят так, что всегда можно понять.
– А на фронте «наркомовские» сто граммов выдавали?
– Конечно, выдавали, и никто не отказывался. Но среди нас были и такие, кто вместо ста граммов спирта выпивал двести. И когда он выпивал двести, то у него уже огонь в глазах, он уже пьяненький, и куда повел машину, непонятно. У меня случай был под Псковом.
Мой механик, Леша Елисеев, на грудь, видимо, хорошо принял. Пошли в бой, смотрю, он бортом идет, а не прямо. Окосел, видимо. И все попадания в наш танк – в правый борт. Тогда я отмазал его, но потом он погиб. Еще случай припоминаю. Уже в Прибалтике дело было.
На каком-то разъезде наши цистерну нашли. Попробовали: вроде спирт. Разлили, выпили. Двое выжили, а двое сразу умерли, вот так… Если водка не в меру, она всегда подведет!
– Как сложилась ваша послевоенная жизнь?
– Демобилизовался я из Болгарии в 1948 году и вернулся домой. Думаю, надо сразу определяться. Устроился работать на ТЭЦ, а вскоре познакомился с будущей женой. Жили душа в душу, воспитали троих детей. Есть четыре внука и четыре правнука.