– Почти. – Наклонившись, он понизил голос, хотя Кэтлин перебралась на другую сторону большого гнезда, чтобы заботиться о других пациентах. – Послушай. Я буду краток. Она нашла меня… девушка в огне.
– Что!
– Цссс! – прошипел Ник. – Ее зовут Мари. Щенок был с ней, как мы и подозревали. Он ее выбрал.
– Словно она Псобрат? – Глаза О’Брайена сверкали от лихорадки, но ум по-прежнему оставался острым.
– Частично она и есть Псобрат. Ее отец был одним из нас. – Ник сделал резкий жест, пресекая вопросы О’Брайена. – Расскажу все позже. Сейчас главное – поставить тебя на ноги.
– Братишка, я умираю. И всем это известно. Ничего не поделаешь. Однако я очень рад, что ты здесь. Побудешь со мной, когда я приму аконит?
– Ты не будешь пить этот проклятущий аконит. Зато снова станешь здоровым и целым. – Ник наклонился, чтобы О’Брайен ничего не упустил. – В мою спину угодил наконечник копья, ногу раздробило. Парша началась вчера. – Осторожно двигаясь, Ник закатал штанину и отодвинул перевязь в сторону, чтобы О’Брайен разглядел розовую исцеленную плоть. Кузен нахмурился.
– Никакого намека на паршу.
– Вот именно. А вчера рану покрывали гнилые язвы.
– Значит, это была не парша, – возразил О’Брайен.
– О, это была парша. Я уверен. О’Брайен, Мари ее вылечила. Она вылечит и тебя.
О’Брайен смотрел на него, веря и не веря.
– Теперь я точно сплю.
Ник ухмыльнулся.
– Предоставь все мне. От тебя требуется только никому ничего не рассказывать – вообще никому. И быть готовым уйти отсюда.
– Ник, я не могу много ходить. – О’Брайен стащил одеяло, прикрывающее нижнюю половину тела. Правая нога была приподнята и перевязана от колена и ниже. Обнаженное бедро потемнело и раза в два раздулось. Ник осторожно натянул одеяло обратно на изуродованную ногу кузена.
– Однако идея отличная, – сказал О’Брайен. – Просто не очень вовремя.
– Ты не сдашься, потому что я не сдаюсь. Если ты не сможешь прийти к ней, Мари придет к тебе, – сказал Ник.
– Знаю, у меня бардак в голове, но как такое возможно?
– Я собираюсь обменять одну жизнь на другую – вот как.
41
– Странно, правда: такую важную вещь, как сон, мы так легко воспринимаем как должное… пока нам его хватает? – Мари прислонилась головой к стене норы, в изнеможении закрывая глаза.
– Прости, ты что-то сказала? Я… спала.
Мари разлепила глаза, устало улыбнувшись Зоре.
– Сегодня ты все сделала сама.
Зора ослепительно улыбнулась: усталость испарилась, уступая место красоте.
– Я превзошла саму себя.
– Сама себя не похвалишь…
– Что же делать, если от тебя не дождешься.
– Сегодня ты была хороша – очень хороша. Даже великолепна, – заверила Мари. Ее взгляд упал на койку, которую занимал Ник; теперь она служила временным пристанищем маленькой спящей Даните. – Ее тело исцелится. Но я тревожусь за разум.
– Леда писала в своих дневниках что-нибудь о том, как помочь тому, с кем случилось то, что случилось с Данитой?
– Изнасилование. Давай называть вещи своими именами. Даниту изнасиловали.
– Мерзкое слово, – заметила Зора.
– Под стать деянию.
Зора покачала головой.
– Так больше продолжаться не может. Надо что-то делать.
– Мы и делаем. Данитино тело исцелилось. Нынешней ночью ты уже омыла ее луной. Я просмотрю дневники матери. Уверена, смогу что-нибудь приготовить, чтобы исцелить и ее разум.
– Я толкую не про Даниту. А про мужчин. Ты же слышала их нынешней ночью. Они снова близко. Слишком близко.
Сев прямее, Мари подбросила еще одно полено в костер.
– Слышала.
– Их надо омыть. Нет смысла с ними толковать, пока они не освободятся от ночной лихорадки.
Мари уставилась на Зору.
– Нет.
– Нет? Что ты такое говоришь? Конечно, их надо омыть.
– Я не буду этого делать.
– Но, Мари…
– Ты же видела, что они сделали с Данитой! Они ее изувечили… разрывы, кровь, синяки. Зора, у нее на груди и бедрах следы укусов. Они животные, и их нужно усмирить.
– Они такие только потому, что умерла Лунная Жрица! Если мы их омоем, они снова станут нормальными.
– А что потом? Мы их омоем, и они будут жить с тем, что сотворили? – поинтересовалась Мари.
– Может, они должны нести это бремя вечно, но нельзя оставлять их, чтобы они становились злее и злее… и не только потому, что это ужасно для них. – Она покачала головой. – Не понимаю, как можно проявлять столько сострадания к кому-то, вроде Ника, люди которого не одно поколение убивают и порабощают нас, но не помочь мужчинам нашего Клана.
– Я принадлежу к обоим, и к Псобратьям, и к Землеступам. Зора, я делаю все возможное, чтобы понять, куда лучше вписываюсь. Может, я не права, но то, что они сделали с Данитой, так страшно, что у меня просто нет никакого желания им помогать, – заявила Мари.
– Понимаю, мужчины опасны, и они, кажется, не уйдут отсюда, как остальной Клан. С этим надо что-то делать. Ты готова выследить их и убить?
Мари поморщилась.
– Не думаю.
– Хорошо. Итак, у нас есть возможность помочь им. Так давай им поможем, – сказала Зора.
– Ты же готова. Теперь ты достаточно сильна, чтобы самой их омыть.
Зора поймала взгляд Мари и выдержала его.
– Я их боюсь.
– Умно.
– Пожалуйста, пойдем вместе. Помоги мне помочь им.
– Зора, я не хочу быть Лунной Жрицей, – заявила Мари.
– Но ты она и есть!
– А вот и нет!
Зора с Мари поглядели на койку, но Данита, провалившаяся в глубокий мучительный сон, даже не вздрогнула.
– А вот и нет, – упрямо повторила Мари, понизив голос.
– Почему ты так ненавидишь свой Клан? – резко поинтересовалась Зора.
Мари открыла рот, чтобы возразить, но осеклась. Медленно, размышляя вслух, она попыталась честно ответить Зоре.
– Потому что я никогда не была частью Клана – они бы меня не приняли. Матери пришлось держать меня на расстоянии. Зора, сколько себя помню, я скрывала, кто я на самом деле такая, и знала, что, если не спрячусь, не замаскируюсь и не солгу, мы с матерью поплатимся жизнями.
Зора повернулась к ней.
– Данита легко приняла тебя сегодня. Она даже погладила твою животинку, сказав, что мех на шее мягкий, словно кроличий, – верится с трудом, но слух ласкает. Ты когда-нибудь задумывалась, что вы с Ледой слишком сильно подчеркивали различия и недостаточно – сходства с Кланом.