– Да она и драться-то толком не умеет. Она не верит в физическую силу.
– Но извести придирками до смерти с нее станется, – не унимался Ник.
– А это уж точно! – они улыбнулись друг другу, и Мари неожиданно для себя добавила: – Ник, если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, Ригель приведет меня к тебе.
– Как он уже проделал однажды, – сказал Ник.
– Да, – Мари вдруг осознала, что не в силах отвернуться. Незнакомое доселе чувство выбило ее из колеи, и она задала вопрос, который мучил ее уже несколько дней:
– Ник, значит, теперь, когда Ригель выбрал себе спутника, ты ведь сможешь найти другого пса, овчарку или терьера?
– Если бы все было так просто. На самом деле, Ригель не помеха тому, чтобы меня выбрал какой-нибудь пес, овчарка ли, терьер, не важно. Никто не знает, почему собака выбирает того или иного человека в спутники, известно лишь то, что этот выбор окончательный и неизменный. Сколько я себя помню, я ждал, что меня выберут, но, кажется, не судьба.
– В каком смысле – не судьба? В Племени не хватает щенков?
– Нет, ничего подобного, но они начинают выбирать себе спутников среди тех, кому от шестнадцати до двадцати одной зимы. Исключения есть, но обычно это те, чей спутник умер.
– Умер? – Мари побледнела.
Ник понимающе коснулся ее плеча:
– Не беспокойся, вы вместе с Ригелем еще впитаете много-много солнца. Оно не просто дает сила, оно продлевает жизнь. Ригель проживет еще тридцать зим или больше.
Мари ощутила облегчение. Тридцать зим! Это много. Она посмотрела Нику в глаза: – То есть ты хочешь сказать, что единственные исключения среди тех, кому больше двадцати одной зимы – те, кто уже были избраны в спутники?
Ник кивнул и отвел взгляд.
– А тебе сколько?
– Прошлая зима была двадцать третьей. Видишь – кажется, собака меня уже и не выберет.
– Я не знаю. Я… мне очень жаль, Ник. Очень жаль. Тебе приходится туго в Племени?
– Да, из-за того, что у меня нет спутника, я живу в состоянии вечной неопределенности.
– Это как?
– Ну, вот, к примеру: хотя я лучший стрелок в Племени, то, что меня не выбрала овчарка, делает невозможным причислить меня к Вожакам, а значит, выбрать Главным Стрелком. Знаешь, иногда у меня такое чувство, будто бы я не знаю, кто я есть.
– Разве ты не можешь быть просто собой? – Мари тут же осознала иронию своего совета: ведь она сама не могла сказать того же о новой себе.
– Я пытался, но то, какой я есть, не соответствует тому, что принято в Племени.
– Ну, тут уж я тебе помочь не смогу, потому что у меня та же проблема.
Ник улыбнулся:
– Потому-то мы с тобой и поладили!
Мари заулыбалась в ответ. Они стояли так и улыбались до тех пор, пока обоим не стало неловко. Наконец, Мари протянула ему руку и, стараясь как можно лучше подражать деловитому тону Леды, сказала:
– Что ж, желаю тебе здоровья и счастья, Ник. Прощай.
Ник схватил протянутую руку, но вместо пожатия нежно взял в свои ладони, повернул к себе и, наклонившись, поцеловал пульсирующую жилку.
Когда он поднял глаза, то встретился с ней взглядом – и не отвел глаз.
– Зачем ты это сделал? – спросила Мари сдавленным голосом.
– Сам не знаю, – признался Ник.
Она отняла руку.
– Ну, пока.
На сей раз, когда она отвернулась, он не стал ее удерживать.
Мари быстро перешла ручей. Остановившись на миг, она обернулась, надеясь увидеть спину Ника, ковылявшего прочь. Но он стоял ровно там, где они расстались, и смотрел ей вслед. Не раздумывая, она подняла руку и помахала ему.
Вместо того, чтобы помахать в ответ, Ник сложил ладони чашечкой, поднес ко рту и прокричал через ручей:
– Я обещал говорить тебе правду – так вот две моих правды! Первая – я все отдам за то, чтобы меня выбрал такой пес, как Ригель! Вторая – я обязательно увижу тебя снова! Обещаю!
Затем он повернулся и похромал в ожидавший его лес.
Мари запретила себе смотреть ему вслед – во всяком случае, надолго.
39
Остаток пути домой выдался изнурительным, мучительным и слишком медленным. Нику следовало бы радоваться возвращению в Племя, но чем ближе он подходил, тем сильнее бунтовал разум.
Он нашел щенка, но у него не было щенка.
Нашел лекарство от парши, но у него не было лекарства.
Нашел девушку в огне, но ее у него тоже не было.
– Конечно, я могу сообщить правду всем и каждому. И что тогда? – рассуждал Ник вслух. – Племя потребует, чтобы я нашел Мари и доставил ее им, щенка и лекарство. – Он покачал головой. – Если я снова ее найду, а это еще большое «если», разве что Мари сама захочет оказаться найденной, она не согласится идти в Племя. – Ник про себя нахмурился, воображая, что будут делать мужчины вроде Тадеуса. – Они приведут ее в Племя, хочет она того или нет. Ригель защитит ее.
Кто знает, к чему это приведет? – Он содрогнулся, слишком живо вообразив жуткую историю Галена и Ориона, которую рассказывал отец. Они оба погибли – оба. А ведь были полноправными членами Племени, Товарищами, уважаемыми всеми. – Что бы они сделали с Мари?
Нет. Должен найтись другой способ. Мари умна и жалостлива. Заслужив ее доверие, дав понять, что он и его отец поборются за изменение положения порабощенных Землеступов, он поверил, что она разделит с ним лекарство от парши.
– Мне нужно время. Отец мне поможет. Мы с ним во всем разберемся. – А это означало, что он не мог рассказать никому, кроме Сола, о способности Мари исцелять паршу. – Итак, где же я был? Как объяснить, почему не умер? – Ник брел вперед, думая… думая…
Он нашел ответ, поднявшись на хребет, по которому рассыпалось Древесное Племя. Стоя там, отдышавшись и налюбовавшись величием Племени, Ник понял, что должен сделать.
Ник должен рассказать правду. По крайней мере, столько, чтобы не навлечь опасность на мир Мари.
Доковыляв до подъемника, он натянул цепь. Откуда-то сверху раздался голос.
– Кто идет?
– Дэвис?
Повисла долгая пауза:
– Ник?
– Да! Это я!
Подъемник тут же опустился, и, запрыгнув в него, Ник услышал радостный лай Кэмми. Как только дверь клеткоподобного подъемника открылась, к нему подбежал светлый терьер, прыгая вокруг и пыхтя.
– Кэмми, рад тебя видеть! – Ник неловко наклонился погладить собаку. Дэвис заключил его в крепкие объятия, и Ник засмеялся, скривившись от боли.
– Прости! Прости. Тебе больно? Они сказали, тебя убили, еще бы тебе не было больно. Прости, не хотел тебя так сильно хватать! – затараторил Дэвис, стискивая руку Ника в не менее болезненном рукопожатии.