– Но ты же сама сказала, что я тебе нравился как мужчина!
– Я такого не говорила! – возмутилась Ксюша. Костик ее совершенно не понял. Тогда деревья зимой распустились не потому, что Ксюша радость телесную испытала. Ничего подобного! Она была счастлива соединиться со своим кумиром – и только, хотя это очень много. Да если бы девушки отдавались своим любимым исключительно ради наслаждения, то их первый опыт становился бы последним!
– Я тебя всю жизнь терпела! – говорила Ксюша. – Потому что дура была, втемяшила себе, будто сексуальное удовольствие – это любимому отдаваться и терпеть, как у врача на процедуре. Он хрюкает и елозит, дышит перегаром, кусает и чмокает – а я радуйся?
– Хочешь сказать, – насупился Костик, – что я тебя не удовлетворял?
– Костик! – горько рассмеялась Ксюша. – Единственный человек, кого тебе важно удовлетворить, – это ты сам. Разве ты обо мне думал, разве хотел приятное доставить? Ты даже целоваться не умеешь. У тебя вместо рта слюнявый сосательный прибор.
– Да на меня всю жизнь бабы вешаются! Только свистну – любая в койку прыгает!
– Правильно, – согласилась Ксюша. – Я тоже на тебя вешалась и по свистку на спину падала. Мозоли на лопатках набила. Могла бы помереть и не узнать, что по-другому бывает. Тебе, конечно, обидно слышать, но я все-таки скажу. Это, Костик, ни с чем не сравнимо! Как музыка. Симфония! Нет, симфония послабее будет, ее часто не выдержишь. Ракета! Точно! Улетаешь. Как ракета в космос.
– Ты с кем? – вскочил Костик. – Кто тебя? Мужика завела?
– Полюбила мужчину, – поправила его Ксюша. – Сядь и не дергайся!
Костик ее не слушал, он вопил в припадке ревности и злобы:
– Я его – в порошок! Ты моя законная жена! Измены не потерплю! Я тебя сам! Я тебя так, что ты ракетой! Сверхзвуковой, едрена вошь!
Ксюша с усмешкой наблюдала, как он носится вокруг стола, пинает ногами стулья, бьет кулаками в стенку. Когда-то она мечтала о мстительном триумфе. Еще раньше – чтобы Костик понял, как много он для нее значит, какую боль доставляет. Сейчас она смотрела на него с насмешливым равнодушием. Отложенная месть так же безвкусна, как и запоздалое объяснение в любви.
Беснующийся Костик, многие годы не вспоминавший о жене, забыл и свои нынешние страхи Хотел немедленно броситься в драку, набить физиономию мерзавцу, покусившемуся на его законную супругу. Он схватил Ксюшу за руку и потянул к лестнице.
– Где он? Я ему сейчас зубы пересчитаю!
– Охолони! – вырвалась Ксюша. – Сдурел?
– Я тебя не отдам! Так и знай!
– Сядь и слушай! – приказала Ксюша. – Забыл, что ты покойник? У тебя жизнь на волоске висит. Тише воды, ниже травы – вот твоя политика. И нечего ерунду молоть Какая я тебе жена? Давно быльем поросло. А если ты посмеешь моего… моего любимого мужчину пальцем тронуть… я тебе глаза выцарапаю и в пасть заткну!
Она еще долго убеждала Костика в необходимости трезво взглянуть на вещи, по он сидел насупившись и твердил как заговоренный: «Я тебя никому не отдам!» Ксюша махнула рукой, собралась уходить, но у лестницы остановилась.
– Ты про Леву правду сказал? – спросила она.
– Зачем мне врать! – огрызнулся Костик и упрекнул: – Тебе чужой пацан дороже меня?
Ксюша пожелала ему доброй ночи и стала подниматься по ступенькам.
ГРИБНОЙ СЕЗОН
Ксюша провела тревожную ночь. Мало ей Олега, холодного как сталь, так еще мысли о непутевом Костике и несчастном Леве не давали уснуть.
Утром Олег встал рано и уехал за сыном, который должен был провести выходные в Санлюбе. Ксюша присматривалась к Леве. Но никаких изменений не находила. Она решила Ирину не пугать, но рассказать все Поле.
Естественно, Поля не поверила. Заявила, что дети самоубийством не кончают, она о таком не слышала. Уж им жилось не приведи господи, а никто руки на себя не наложил.
– Как тебе в голову могло прийти? – возмутилась Поля. – Левочку оговаривать!
– Давай его самого спросим, – ушла от ответа Ксюша.
Они отозвали Леву на улицу и начали издалека: бывает ли, что дети ошибочно… и как бы… нечаянно… словом, кончают жизнь самоубийством?
– Еще сколько бывает! – ответил обогащенный знаниями Лева. – Но не дети, а подростки, то есть старше четырнадцати.
– Тебе еще не исполнилось, – облегченно вздохнула Поля.
– Я ускоренный вундеркинд, – напомнил Лева.
Он привел статистику и кратко рассказал о массовых психозах подростков.
– А ты, Лева, – спросила Ксюша, – ты не думал…
– Думал, – честно признался Лева.
Поля издала истошный вопль, схватила Леву и прижала к себе. Следом, со спины, его стиснула Ксюша. Зажатому немаленькими бюстами тетушек, Леве нечем было дышать. Тексю и Тюполь причитали, ругали и не думали дать ему глотнуть воздуху.
Лева почувствовал, что умрет от недостатка кислорода, и стал брыкаться ногами. Его освободили от захвата, но продолжали крепко держать за плечи.
– Лева, сыночек! – восклицала Тюполь. – Ты же такой умный, как ты можешь быть таким глупым?
– Лева, сыночек, – требовала Тексю, – поклянись мною, Полей, мамой, папой и всеми собаками, что ты ничего над собой не сделаешь!
– А чего вы так разволновались? – спросил Лева. – Ой, плечи больно! Не царапайтесь!
– Матерь Божья! – трясла его за плечи обычно спокойная, как рыба, Тюполь. – Сохрани и помилуй этого идиота! Какой же ты после этого сионист?
– Я тебе покончу, я тебе покончу, – дергала его за вихры Тексю, – все твои еврейские родственники в гробах, или как их там хоронят, перевернутся!
– Сдаюсь! – завопил Лева. – Пустите меня!
Я жить хочу!
– Жизнь! – Поля развела руки и не находила слов. – Жизнь прекрасна! – произнесла она едва не плача, но вдохновенно.
– У тебя впереди… – Ксюша полночи думала, но в этот момент тоже забыла все аргументы, – впереди у тебя внуки и Нобелевская премия! – и треснула его кулаками по башке.
Лева смутно представлял собственных внуков, а от премии бы не отказался. Он почесал место удара на макушке, заморгал глазами, стараясь скрыть набежавшие слезы:
– Я больше не буду! Честная правда! Я исправлюсь! Вот увидите! Я вас тоже люблю!
Он развернулся и убежал.
После долгого молчания Поля, чья натура не выдерживала ударов судьбы, и уже дурманное забытье не казалось ужасным способом избавления от горестей, изрекла:
– Ты, Ксюша, не вздумай к рюмке тянуться!
– Если бы ты знала, как мне иногда не хватает!
– Держись, ты мужественная!