Из программы старших классов Лана помнила только то, что учителя математики звали Логарифм.
– Что такое логарифм? – задала она каверзный вопрос.
Лева ответил без запинки:
– Логарифмом числа «а» по основанию «б» служит степень, в которую необходимо возвести число «а», чтобы получить число «б». Логарифм восьми по основанию два – это три, так как два в кубе – это восемь.
– Гениально! – прошептала Лана, качая головой.
– Логарифм ста, – развивал успех Лева, – по основанию десяти – это два, так как десять в квадрате – это сто!
Он схватил двумя руками голову Ланы и прижался к ее рту губами. Через несколько секунд Лапа отстранилась, хихикая:
– Разве так целуются? Не надо губы напрягать и открои их немножко.
Потом отстранился Лева.
– Язык обязательно толкать? – спросил он.
– Это называется французский поцелуи. Не понравилось?
– Затрудняюсь сказать. А руки куда девать?
– Положи вот так: одну мне на плечо, другую на грудь. Правда, у меня грудь упругая? И расслабься, что ты как деревянный. Ну, поехали!
Лева только вошел во вкус и стал проявлять успехи, как их учебное занятие нарушил истошный возмущенный вопль. В дверях стоял Тофик. Он тряс кулаками и дрожал животом. Лана быстро оттолкнула Леву и принялась оправдываться:
– Я тут ни при чем! Он сам!
Лева вскочил с дивана и бросился к окну. Хорошо, что они упражнялись на первом этаже: Лева мягко приземлился на клумбу. Пробежал по соседскому участку, перемахнул через ограду и оказался на своем. Он плохо соображал, что делает, но инстинкт подсказывал – надо удирать.
Лева нажал на потайную кнопку в прихожей, зеркало ушло в сторону. Он повернул ключ и выбежал на улицу. Позвал собак и помчался к калитке, где висел замок, но для бутафории, поскольку Лева давно его открыл. Собачья стая и мальчик побежали к лесу.
Заложники сообразили, что их основное занятие в цивилизованных условиях, на постельном белье и с горячим питанием, будет не менее приятным.
Марк давил на кнопку микрофона и призывал:
– Эй, фундаменталисты! Лева, хватит дурачиться! Ответь мне!
Олег пришел с неожиданным известием, что дверь открыта и путь свободен. Они потянулись на волю.
Вместо заслуживающего как трепки, так и благодарности Левы их встретил гневный Тофик. Он размахивал Левиными очками (перед поцелуями снял, а в суматохе забыл) и кричал:
– Убю! Клянусь, убю! Ваш нэгодяй моя дэвоч-ка сблызныл!
Поля, Ирина и Ксюша дружно ахнули. Олег присвистнул. Вася и Марк сохраняли спокойствие.
– Не волнуйтесь! – миролюбиво улыбнулся Марк. – Это же дети. Сколько лет вашей дочери?
– Эт не дочь! – пыхтел Тофик. – Эт мой жена!
Теперь дар речи потерял Марк, а Вася восторженно воскликнул:
– Ну ё! Во дает пацан!
– Еще неизвестно, кто кого соблазнил, – подал голос Олег.
– Ти уволен! Ти прогульщик! – Тофик ткнул в Олега пальцем.
– Да пошел ты! – пренебрежительно отозвался Олег. – Видал я таких! Тухлое мясо!
Ксюша пошла грудью на Тофика. Выхватила у него очки:
– Ты почему к нам все время лезешь? Ты что ребенка третируешь? Ты моих собак не видел? Тебе своих яиц не жалко?
Тофик попятился к выходу. Ирина и Поля оттащили Ксюшу. На передний фронт выдвинулись Олег и Вася, предлагая Тофику убираться по-хорошему. Призывы Марка «надо разобраться» потонули в общем гаме.
Наконец, посылая проклятия и обещая отомстить, Тофик удалился. Все собрались в гостиной. Марк держал речь.
– Я приношу вам извинения за действия, совершенные моим сыном. – Он поднял ладонь, предупреждая возражения, готовые вырваться из уст Поли и Ксюши. – Ситуация неординарная, но я убедительно призываю вас не влиять на воспитательный процесс. У меня с сыном состоится мужской разговор.
– Но где же Лева? – спросила Ирина.
– Гуляет с собаками, – высказала предположение Ксюша.
– А нам бы помыться и мужчин покормить? – подала голос Поля.
Лева не объявился ни через час, ни через три. К одиннадцати часам стемнело, а мальчика не было.
Ирина, которая в заточении проявила завидную выдержку, не находила себе места – то просила позвонить в милицию, то спрашивала Ксюшу, как собаки будут защищать Леву в случае опасности, нервно, на нитки, рвала носовой платок и давилась беззвучными рыданиями. Марк успокаивал жену, хотя волновался не меньше.
Когда пробило полночь, Ирина выскочила из дома, стала бегать из конца в конец единственной улицы с криками «Лева!». К ней присоединились Ксюша и Поля, затем мужчины. Ксюша сказала, что нужно звать собак, потому что у них слух острее человеческого. Охранники у ворот заявили, что мальчик мимо них не проходил. Олег обнаружил открытую калитку, и все пошли в лес. Призывы «Ева! Сара! Дуня! Лиза! Лева!» разносились далеко, и создавалось впечатление, что пропал не один ребенок, а целый детский сад.
Лева со сворой переплыл на другой берег. Далеко впереди увидел стог, где он решил заночевать. Больше он никогда не поверит писателям, которые укладывают своих героев в сено и те благополучно спят. Мало того что комары звенят и жалят, по и сено кишит какими-то насекомыми или само колется. Лева ворочался и чесал зудящее тело. Собаки устроились возле него полукругом. Некормленые, они не растянулись в сонной неге, не свернулись калачиками, а сидели в позе сфинксов, словно укоряя: мы ждем, пока ты отдохнешь, сколько же ты будешь ворочаться, пора домой. Потом они вдруг вскочили, залаяли, бросились в сторону реки. Вернулись, рычанием и лаем требуя, чтобы Лева шел сдаваться.
Когда форсировали речку, собаки бросились врассыпную в ответ на зовы, которые теперь и Лева хорошо слышал. С ним осталась только верная Ева На ее щенячий лай вышел Олег.
– Привет, ловелас! – кивнул он Леве. – С тобой все в порядке?
– От-т-тносительно. – Леву трясло от холода и страха предстоящей расправы.
– Пошли домой. Там тебе относительное в абсолютное превратят.
Они шли по тропинке, и Лева пытался выяснить свою участь:
– Вы не знаете, что мне будет?
– Если бы ты был моим сыном, я бы выдрал тебя как Сидорову козу. Но отец с тобой разговаривать будет.
– А к-какие пункты обвинения?
– По обоим вышка светит. Терроризм и совращение чужих жен.
– П-понятно.
Олегу стало жаль парнишку, у того зубы стучали громче, чем трещали кузнечики.
– Ты вот что, – предложил Олег, – скажи, будто я тебя надоумил запереть нас в подвале. А в смысле секса вали все на Лану. У нее в башке одна извилина, ей все равно никто не поверит.