Уравнение со всеми известными - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Нестерова cтр.№ 65

— У Татьяны серьезные проблемы со здоровьем? — спросила Вера.

Она только что пришла от Анниной сестры, которую навещала. Татьяна выглядела похудевшей, но вовсе не изможденной. Напротив, она похорошела за последние годы: тоненькие морщинки вокруг глаз придавали ей благородную утонченность, которая появляется у женщин перенесших много страданий, но несломленных. Такой спокойно отстраненный вид бывает у некоторых людей в похоронной процессии. Они выделяются на фоне распухших от слез и раздавленных горем остальных провожающих. Похоронила ли Татьяна свое донецкое подвижничество — было не ясно. Они с Верой говорили главным образом о здоровье Тани, у которой нашли множество недугов.

— Да, есть некоторые проблемы, — кивнула Анна.

Вера удивленно посмотрела на нее: почему ты говоришь об этом так небрежно, чему улыбаешься? Анна прекрасно поняла немой вопрос, но даже Веру не стала посвящать в свои коварные планы.

Самым сложным было вытащить Таню в Москву. А здесь в клинике стараниями Анны сестре было выставлено семнадцать диагнозов. Семнадцать! Строго говоря, ни один из них не был опасным или смертельным. Недостаточность левого желудочка сердца, первичный остеохондроз, изменения в суставах, маленький камень в почках, небольшое увеличение печени можно обнаружить у любого человека. Но на любого человека, не разбирающегося в медицине, произведет впечатление, что у него нет ни одного здорового органа.

Татьяну лечили мягкими антидепрессантами. Эти препараты позволяли в короткое время вернуть разболтанную психику в состояние покоя, избавиться от навязчивых мыслей, тревог и внутренних диалогов. Кроме того, Татьяне проводили общеукрепляющую терапию: инъекции витаминов и иммуномодуляторов, физиотерапевтические процедуры — от подводного массажа до электросна, — держали в барокамере и заставляли заниматься лечебной физкультурой. По сути, это было интенсивное санаторно-курортное лечение, но Таня полагала, что спасает себя от скорой смерти. Весь день у нее был заполнен процедурами, и к вечеру она уставала от забот о собственном здоровье. Впервые в жизни.

— Ничего трагического, — сказала Анна. — Мы вовремя подхватились. Как тебе показалась Татьяна? Она не бредила о дорогой семейке алкоголиков?

— Нет, она не стала мне ничего рассказывать.

— Правда, она хорошенькая? Танька всегда была красивее меня. Только когда ее жизнь затюкала, этого стало не заметно.

— Ты тоже очень хорошенькая.

— Правда? — Анна весело рассмеялась, ей были приятны Верины слова.

Они пили чай, Анну подмывало рассказать о Диме, но их беседу постоянно прерывали телефонные звонки и посетители.

— Верунь, — наконец заговорила о своем Анна, — как ты отнесешься к тому, что человека называют Сусликом?

— Ужасно, — поморщилась Вера.

— Но почему? Если у него фамилия Сусликов и его с детства так зовут.

— Конечно, — Вера пожала плечами, — ко всему можно привыкнуть. Но названия животных — это своего рода характерные маски. Медведь — большой неповоротливый увалень, лисица — хитрая, коварная. Я уж не говорю о крокодиле, козле, баране или трепетной лани. Суслик… Маленькое, юркое, трусливое, при любой опасности убегающее в норку. Анна, если не хочешь унизить человека, лучше не зови его сусликом.

Вера подождала, пока Анна перестанет смеяться, и пожаловалась:

— Со мной что-то не в порядке по женской линии. Не могу конкретно сформулировать, ощущения довольно странные и неприятные.

Анна посмотрела на часы и набрала номер внутреннего телефона — рабочий день закончился, но Елизавета Витальевна еще не ушла и согласилась принять Веру.

— Сейчас все выясним, — говорила Анна, выписывая направление. — А потом ты придешь ко мне, и я тебе расскажу, какое это чудное и удивительное животное — суслик.

У Елизаветы Витальевны был тяжелый день. Она позвонила мужу, предупреждая, что задерживается. Вера, которую она жестом пригласила присаживаться, услышала конец разговора. — Игорюша, а может, я уже просто очень старая, пора на пенсию? Что буду делать? Клубнику на даче выращивать. Не вытерплю? Ты думаешь? Ты уж прямо назови меня старой боевой лошадью. Не старая? Спасибо тебе, милый. Хорошо. Куплю. Внука не балуй. Ну и что, что студент. Целую тебя. Скоро буду.

Она задала Вере стандартные вопросы, попросила раздеться и лечь на кресло.

Это кресло всегда напоминало Вере пыточный станок. Но Елизавета Витальевна относилась к тем врачам, которые при обследовании не доставляли боли, их проникновения не вызывали напряжения мышц и неприязни к человеку, который запустил в тебя пальцы и больно ковыряется.

Пока Вера одевалась, Елизавета Витальевна что-то быстро писала в карточке. Потом не откладывая ручки, сказала:

— У вас беременность двенадцать-четырнадцать недель. Аборт делать поздновато.

Вера зажмурила глаза, словно ее больно, до звенящего гула в голове, ударили. Сквозь шум в ушах она едва услышала собственный голос:

— У меня рудиментарная инфантильная матка. Коэффициент Пальмера менее ноль пяти десятых.

Елизавета Витальевна застыла в удивлении, отложила ручку и всплеснула руками:

— Что вы такое городите, голубушка? Я что, не отличу детскую матку? Вы совершенно здоровы гинекологически. Даты последних месячных вы не помните, но это нормальная беременность. Где вам проводили гистерометрию, кто измерял коэффициент? Я еще из ума не выжила. В следующий раз придете ко мне с выпиской из своей медицинской карточки. Меньше ноль пяти десятых! Здесь в норме должно быть около двух. Вы не хотите ребенка? В порядке исключения аборт можно сделать. Но не тяните, все сроки уже прошли.

Оглушенная внутренним звоном, плохо замечая окружающее, Вера вышла, из кабинета, взяла у Анны шубу — подруга куда-то вышла, и хорошо — Вера не могла сейчас разговаривать о сусликах — и побрела к выходу.

Это опухоль. Большая ужасная опухоль. Врач старенькая, не поняла. Вера читала, что опухоль матки и яичников как-то связана с грудными железами. Их удаляют, даже просто перестраховываясь, на всякий случай. А у нее болит, распухла грудь. Значит, поздно удалять. У бабушки был рак. И у мамы. Но в семьдесят и в шестьдесят лет! И у бабушки, и у мамы был злостный рак кожи — меланома. Вера всю жизнь пряталась от солнца, никогда не загорала, боялась, что ультрафиолет какую-нибудь родинку переродит в меланому. А опасность таилась совсем в другом месте — в бесполезном, ненужном, уродливом органе.

Смертельный приговор. Вот так чувствует себя приговоренный к смерти — не может поверить до конца, что жизнь и дальше покатится без него, обвиняет весь белый свет, по-детски всхлипывает “за что?” и испытывает мучительную, невероятную жажду жизни. Какой угодно жизни — примитивной, нищей, холопской, но только жизни. В такие минуты человек, наверное, и склонен к предательству. Она бы продала душу дьяволу, вернулась к Сергею, осталась без груди, с протезами, со шрамами и рубцами на теле — лишь бы жить. Без Кости? Нет, без Кости невозможно. Он называл ее грудь “нашим тайным достоянием”. Не будет достояния, ничего не будет. Нельзя на Костю сваливать страшные испытания — она, после операций или без них, но умирающая. Так хочется жить! Как никогда! Наконец-то нашла свое место. Была счастлива. Расплата за минуты непомерного счастья? Почему она такая невезучая? В церковь идти почему-то не хочется. А куда идти? Что Костя говорил о самоубийстве? Что у нее нет синдрома суицидности. Что она умная, что он не допустит ее страданий, что разумный человек должен искать выход, что выход подчас заключается в сборе необходимой информации. Какая ей еще нужна информация? Второе мнение? Если вы сомневаетесь в диагнозе и в лечении — получите второе мнение второго специалиста.