Слава, у которого акушерская история от многих пересказов обросла массой выдуманных забавных деталей, сейчас не мог двух слов связать. Не мог он общаться с безучастным телом, ему даже трудно было представить, что эта шевелящаяся мумия — отец замечательного малыша.
Дарья, в отличие от мамы, чувствовала скованность взрослых и не понимала их. Ей объяснили, что папа еще нездоров. Ну и что, у нее тоже недавно живот болел, когда они с Колькой наелись зеленых яблок. Конечно, папа не такой, как был прежде. Но мама обещала, что он выздоровеет.
— Дядя Слава, между вами с папой дохлый бобик? — спросила Даша.
— Какой еще бобик? — насторожилась Анна.
— Это она от меня услышала, — пояснил Слава. — Со сменщиком конфликт вышел. Он в мое дежурство машину разбил, а отвечать мне.
— И в машине была ваша собачка? — уточнила Луиза Ивановна. — Как печально.
— Да нет, это выражение такое: между нами дохлый бобик, значит — поссорились.
— Слава, вы просто кладезь фольклорный, — покачала головой Татьяна.
— Он никогда при детях не выражается, — вступилась за мужа Марина.
“Дашенька, вот кто спасет наше застолье”, — подумала Вера и вслух спросила:
— Ты ведь была с бабушкой в Детском музыкальном театре? Поделись с нами впечатлениями.
— Весь спектакль простояла спиной к сцене, — пожаловалась Луиза Ивановна, — и в полный голос канючила: “Пойдем в столовую, бабушка!”
— Что же тебе не понравилось, дочь? — спросила Анна.
— Во-первых, они поют.
— И что в этом плохого?
— Взрослые тетеньки делают вид, что они маленькие мальчики, и, вместо того чтобы ясно разговаривать, скучно воют протяжными голосами. Во-вторых, там по углам были такие служительницы, которые в разные моменты начинали хлопать, чтобы весь зал тоже хлопал.
— Ты, конечно, не хлопала? — спросила Вера, улыбаясь.
— Конечно, — подтвердила Даша, — а свистеть — меня Колька научил — бабушка не разрешала. Мне не нравится, когда меня заставляют хлопать, когда мне не нравится.
— Логично, — заметил Сергей, — мне бы тоже не понравилось.
Воодушевленная поддержкой, Даша продолжала:
— В-третьих, там хорошая столовая, ну ладно, буфет, буфет. И по стенам красиво развешано.
— Так не говорят — “красиво развешано”, — поправила Таня племянницу. — Что развешано?
— Картины разные из сказок. И шоколадки тоже с рисунками из сказок продают. Бабушка мне пять штук купила.
— Полпенсии, — вздохнула Луиза Ивановна.
— Я пойду братика проведаю. — Даша вышла из комнаты.
Луиза Ивановна продолжала жаловаться на поведение внучки, но Вера, Таня и Анна, не слушая ее, настороженно смотрели друг на друга.
— Братика она проведает, — повторила Таня.
— Пять шоколадок, — напомнила Вера.
— Караул! — подытожила Анна, и они бросились в детскую.
Не успели. Щеки и нос малыша были уже вымазаны коричневой массой, а сам он сосал плитку, которую держала у его рта старшая сестрица.
Ревели дети хором: Дарья, получив от матери шлепок, верещала, наказанная за попытку отравить брата, а Кирилл, лишившийся сладкого, заявлял о своем неудовольствии классическим плачем младенца.
Радостное настроение не покидало Анну и после ухода гостей. Она покормила Кирюшу, помогла Татьяне домыть посуду и убрать остатки еды в холодильник. Потом застелила постель: на Юриной половине кровати положила на матрас клеенку, сверху простыню. Вот сейчас наконец она ляжет рядом с ним, прижмется к нему. Вдруг ее тело, ласки разбудят в нем желание и это станет мощным толчком к выздоровлению?..
Юру она положила на спину, а сама устроилась у него на плече, крепко обняла за талию, ногу закинула на его ноги. Пыталась устроить его руки так, чтобы они покоились у нее на спине, но не получалось — они сползали безвольными плетями.
— Родной мой, милый, — шептала Анна. — Как хорошо! Как я соскучилась! Слава богу, ты со мной. Теперь мне кажется, нет, я уверена, все будет замечательно. Ты такой теплый, сильный — я без тебя истосковалась…
Муж не отвечал. Он спал.
Татьяна думала о сестре. Куда ни кинь — мрак. Маленькие дети, муж беспомощный инвалид, у Анны ни специальности, ни образования. Да и были бы — на кого она оставит семью? На Луизу Ивановну? Ей, Татьяне, давно пора уезжать. Согласится ли Аня отдать в Донецк Дашеньку? На время, может быть, и согласится. Но это не выход. А где выход? В семье сестры Василия пять лет умирала свекровь Татьяны. За парализованной старушкой ухаживали трое взрослых людей, и их жизнь походила на кошмар: стоны, невыветриваемый запах испражнений и лекарств, угрызения совести — как избавления ждали смерти человека, которого прежде любили, который всех выходил, вынянчил и на ноги поставил. Луиза Ивановна, со слов врачей, сказала, что Юра уже никогда не будет таким, как прежде. Аня в это не верит. Она верит в чудо. Чудо можно прождать всю жизнь. А пока нужно покупать хлеб, одежду детям, платить ежемесячно немалый взнос за квартиру. Зарплаты Татьяны, Василия, маминой пенсии едва хватает, чтобы жить самим. И это еще с учетом того, что прежде Анна обувала и одевала их в заграничные вещи. Чем они смогут помочь ей? Овощами с огорода? Наверное, все-таки лучше Анне продать квартиру и переехать в Донецк. Там они будут все вместе. Вместе легче.
Глава 16
Анна рассказала Вере о том, что ее ограбили. Теперь единственная надежда на счет во Внешторгбанке. Не поможет ли Сергей вызволить деньги? Сергей мог, у него были связи, и Вера завела об этом разговор, как только они приехали домой.
— Мне нужно подумать, — ответил Сергей.
— Сереженька, о чем тут думать? У них положение катастрофическое. Пособия Юре и на детей еще не оформлены, а пенсии Луизы Ивановны не хватает даже на квартплату.
— Можно догадаться по тому гастрономическому разгулу, который мы наблюдали. На это уплыли наши скудные сбережения? И вряд ли вернутся? Ты как договорилась с Анной?
— О чем я могла договариваться с человеком в таком состоянии?
— На мой взгляд, у нее совершенно нормальное состояние. Кстати, когда Юра разбился, она и бровью не повела. Мы все бегали как ошпаренные, а она свысока посматривала.
— Ты ошибаешься.
— Может быть, не важно. Меня не волнует Анна, меня волнуешь ты.
— Почему? — напряглась Вера.
— Потому что ты три месяца работаешь у них нянькой, домработницей, таскаешь им деньги, стираешь загаженные штаны. В кого ты превратилась? У тебя нет своей семьи?
Анна Рудольфовна с ним разговаривала, поняла Вера. Сейчас начнутся упреки другого рода. Но Сергей говорил только об участии жены в делах Самойловых: