– Чьей жизни и смерти? – Воронов вдруг действительно встревожился так сильно, что волоски вдоль шеи поднялись дыбом, как шерсть у волка. Элеонора Бжезинская не производила впечатление истерички.
– Дмитрий, мы с утра решили сходить в домик Олега. Конечно, это некрасиво входить в чужое жилье без приглашения, и я бы ни за что этого не сделала. Но Олег погиб, и я сочла необходимым поискать записную книжку или хоть что-то, чтобы понять, кому нужно сообщить о его гибели. Это же не по-людски, никому не сообщить. Он был очень закрытым человеком, и, несмотря на то что мы проработали вместе больше шести лет, я совсем ничего о нем не знала. Поэтому решила поискать.
– И что вы нашли? – Воронов внезапно охрип и прокашлялся, возвращая звонкость голосу.
– Не что. Кого. Дмитрий, в это невозможно поверить, но в подвале коттеджа мы нашли Степу. Степу Ушакова, моего главного инженера, который пропал десять дней назад.
– Что-о? – Воронов не верил собственным ушам.
– Да. Мне страшно представить, что бы было, если бы мы не услышали стоны. Мне бы в голову не пришло спуститься в подвал. Но у нас в поселке очень тихо, и мы услышали, как Степа стонет. Включили свет в подвале и увидели его. Он был пристегнут к батарее наручниками.
– Что он сказал? – спросил Воронов. – Что он говорит, Элеонора Александровна? Я сейчас же приеду, но мне очень важно знать, что он вам сказал?
– Он ничего не говорит, – печально сказала Бжезинская и всхлипнула. – Он без сознания. И, кажется, бредит. Мы оказали ему первую помощь и вызвали «Скорую», Дмитрий. Поэтому вы поторопитесь, пожалуйста.
– Я уже еду. – Воронов на бегу надел куртку и ботинки, схватил ключи от Лелькиной машины и жестом показал жене, что убегает по срочному делу. Она понимающе качнула головой. – Элеонора Александровна, вы все время повторяете «мы, мы». Вы – это кто?
Казалось, она удивилась вопросу.
– Мы – это я и Витольд. Мой друг, врач из Москвы Витольд Михайлович Семенов. Если бы не он, то я бы ни за что не осмелилась спуститься в этот чертов подвал. Он сейчас со Степой. А я звоню вам.
– Скоро буду, – еще раз пообещал Воронов, дал отбой и выскочил на лестницу, захлопнув дверь и оставив за ней все счастье и безмятежность сегодняшнего утра.
* * *
Наши дни
Элеонора Первая
Только бы выжил. Только бы мальчик выжил.
Бескровные губы беззвучно шевелились, монотонно повторяя эти слова, как мантру. Элеонора Бжезинская сидела на краешке кресла перед незажженным камином, засунув сложенные лодочкой руки между коленями, раскачивалась вперед-назад, словно кресло было не обычным, а вовсе креслом-качалкой, и твердила одно и то же.
– У нее шок? – тревожно спросил майор Воронов, примчавшийся к ним уже после того, как «Скорая» увезла в больницу Степу Ушакова, и немного огорченный этим обстоятельством.
Витольд Семенов бросил на Бжезинскую короткий взгляд и снова повернулся к Воронову.
– Нет. Не волнуйтесь за Элю. С ней все в порядке. Она просто переживает за этого парня, которого, оказывается, держали прикованным к батарее в подвале практически ее дома. Человеческая психика устроена очень причудливо. В опасные моменты она включает защиту от «перегрева», так что Эля сейчас просто выпускает напряжение.
– Вы давно знакомы с Элеонорой Александровной?
Семенов усмехнулся.
– Знакомы мы с ней с детства. Я, видите ли, тоже родился в Солнечном. В Элином детстве, а моей юности мы, конечно, пересекались. В школе, на улицах. Сказать, что я как-то по-особенному к ней относился тогда, было бы неправдой. Но отчего-то я про нее помнил и, когда она приехала на прием в мою клинику, сразу узнал. А вот она меня – нет, хотя говорит, что в детстве была в меня отчаянно влюблена.
– В тебя были влюблены все девчонки поселка. – Бжезинская ненадолго перестала раскачиваться, тень улыбки пробежала по ее губам. Дмитрий мимолетно отметил, что впервые видит ее без безупречно нанесенной помады. – Скажите мне, что мальчик выживет. Что организм справится.
– Мои коллеги уже отправились в больницу, так что вскоре мы все узнаем, – успокаивающе сказал Воронов. – Степан молод. Организм у него крепкий. Так что будем верить в лучшее. Можно я все-таки с вашего разрешения осмотрю коттедж?
– Конечно, там открыто, – Элеонора слабо махнула рукой. – Только извините, Дмитрий, но я туда пока снова пойти не готова. Вы уж как-нибудь сами.
Обстановка в гостевом домике, стоящем на участке Бжезинских, была современной, стильной, продуманной до мелочей, но, несмотря на то что Меркурьев жил здесь более месяца, все равно сохранила нежилой и даже какой-то казенный вид. Элегантные светильники на стенах, кованые элементы декора, светлый дубовый пол, мягкие дорогие шторы почему-то все равно несли печать солдатского быта. Воронов подумал о том, что Меркурьев был человеком неприхотливым, не привыкшим к уюту и совершенно одиноким.
– Ах да, он же из детского дома, – вспомнил он. – Степан говорил, что друг его отца вырос в Казахстане и что родителей у него не было. Отсюда и равнодушие к интерьерам.
Двуспальная кровать, разобранная наполовину, аккуратно разложенные в тумбочке книги и очки для чтения, ровный ряд гигиенических принадлежностей в ванной комнате. Каждой вещи здесь было отведено свое место, и все, что находилось в двух комнатах – гостиной и крохотной спаленке, можно было собрать и упаковать за пятнадцать минут, максимум, полчаса. Вещей у Меркурьева был самый минимум.
На прикроватной тумбочке стояла черно-белая фотография. Смеющееся лицо на ней казалось задорным и по-юношески прекрасным. Несмотря на то, что прошедшие годы сильно изменили Элеонору Бжезинскую, в девчонке на фото легко узнавалась именно она, Эля Яблокова. Повинуясь неожиданному инстинкту, Дмитрий достал фотографию из рамки и сунул в карман. Больше ничего важного в вещах Меркурьева он не нашел.
«Интересно, а где он жил до того, как перебрался сюда?» – подумал Воронов и, позвонив Бжезинской, испросил разрешения вернуться в дом и задать несколько вопросов.
– Сначала, когда Олег пришел к нам работать, он снимал квартиру, – рассказывала та через силу. Говорить о своем бывшем начальнике службы безопасности – похитителе Ушакова и, возможно, убийце Антона Попова ей было тяжело. – Потом года через три мы выделили ему квартиру в одном из построенных нами домов.
– Выделили, в смысле, подарили? – уточнил Дмитрий.
– Да. У «ЭльНора» была такая практика. Мы перспективным сотрудникам после нескольких лет работы передавали в собственность жилье. Именно поэтому к нам многие стремились на работу и трудились на совесть. Олег получил однокомнатную квартиру и переехал в нее.
– Вы можете назвать адрес? Мои товарищи съездят к нему домой. Ведь основные его вещи там остались?
– Я не знаю, – голос Бжезинской звучал неуверенно, – наверное. Я не проверяла, что он привез сюда. Конечно, не все, ведь телохранитель мне был нужен не навсегда, а лишь на время. Я сейчас позвоню Миле, попрошу ее съездить на работу и посмотреть адрес в личном деле. Я его просто не помню.