– А в чем ты виноват? – уточнил Дмитрий, чувствуя, что способность соображать вернулась полностью. – Что мужика в бассейне убили?
– Что? Мужика? Нет, к мужику я никаким боком. Я все думаю, мог ли я уберечь «ЭльНор» от распада или не мог? Понимаешь, служба безопасности – это ж не только охранники и камеры наблюдения, это еще и работа с экономическими рисками. Я должен был первым почуять, что у них с отношениями неладно. Знал же, что Бутакова завистью исходит, что не она первая, не она – королева. Видел, что Борис – слизняк и трутень. Привык всю жизнь за бабской спиной прятаться. Знал, а ничего не сделал. В результате у «ЭльНора» проблемы, у Элеоноры проблемы, и я просто хребтиной чую, что ей угрожает опасность. Ты меня пойми, как мужик мужика, не чужая она мне.
Одетый в охотничью «зеленку» Меркурьев с его простецким лицом никак не вязался в сознании Воронова со стильной до кончиков наманикюренных пальчиков Элеонорой Бжезинской. Они не могли быть парой, никак не могли. Глядя на его растерянное лицо, Меркурьев махнул рукой:
– Нет-нет-нет. Ты правильно пойми. Я для нее никто – охранник. Читай, слуга, – в его голосе послышалась горечь. – Ей ровня нужна. Директор там какой, депутат, министр, принц, я не знаю. Я – дворовый пес, которого пока приютили у крыльца, чтобы дом охранял. Ты не думай, я свое место знаю. Просто люблю я ее. Вот все про нее и про себя знаю, а все равно люблю. Давно.
– Олег, а ты сколько лет в «ЭльНоре» работаешь?
– Да почитай, почти семь. – Меркурьев задумчиво почесал затылок. – Я тогда из органов ушел, с женой развелся и переехал в этот город, чтобы пейзаж сменить. Узнал, что в «ЭльНор» начальник службы безопасности требуется, пришел наниматься, Элеонора меня взяла. А я ее увидел и, что называется, пропал.
Рассказ не вязался с обликом Меркурьева, но Воронов по собственному опыту знал, что в жизни бывает всякое. Сложнее она наших самых смелых представлений о ней.
– А старый начальник службы безопасности куда делся? – спросил он, чтобы сменить скользкую тему. Смущать Олега ему не хотелось.
– А шут его знает. То ли запил, то ли заболел… Я не интересовался, если честно. Есть работа, и слава богу.
– Что ж ты сейчас со своей работы ушел?
– Так я ж говорю. Не вправе я там больше находиться. Косяк вышел с развалом «ЭльНора». Мой косяк, значит, я профнепригоден стал. Нужно освобождать дорогу молодым. А далеко от Элеоноры оторваться сил нет. И ругаю себя, и уговариваю, все без толку. Вот и напросился в сторожа-охранники. Она в таком огромном доме одна осталась. Муж сбежал, дети далеко, страшно ей, хоть она вида и не показывает, а тут я подвернулся. Естественно, что она согласилась. И ей спокойнее, и мне.
С точки зрения Воронова, объяснение было немного натянутое, но ловить Меркурьева на неискренности не хотелось. Даже если он по совместительству еще и утешает оставшуюся без мужа дамочку в постели, то это их дело. Люди взрослые. Его это не касается.
– Слушай, Олег, я так-то к тебе по делу приехал, не за сплетнями, – сообщил он. – Скажи, ты точно раньше того мужика, что в бассейне убили, в офисе «ЭльНора» не видел? Он, похоже, специально в наш город приехал, чтобы с одной из совладелиц фирмы встретиться.
– С которой? – Меркурьев внезапно охрип, и Дмитрий с жалостью подумал, что скрутило мужика любовью не на шутку. Надо же, а с виду и не скажешь, что такой здоровый детина может так влюбиться. Хотя всего полтора года назад он сам влюбился так, что совсем соображать перестал, а ведь думал, что уже никогда-никогда с ним такого не случится.
– Да не важно это в данный момент, – он с досадой махнул рукой. – Мне бы камеры посмотреть. Вдруг на них этот самый Антон Попов есть. Ты мне скажи, вы записи с камер сколько времени хранили?
По лицу Меркурьева прошла неясная тень.
– Записи мы год хранили, – мрачно сказал он. – А как новый начальник распорядился, я не знаю. Ты бы его спросил, ей-богу. Я с собой записи не забирал. Все преемнику своему передал, чин-чинарем. Хотя я тебе скажу, что все записи за две недели до убийства в отеле просмотрел. Мне тоже в голову мысль пришла, что мужик этот в офис зачем-то приходил. Поэтому я назавтра после случившегося внимательно все прокрутил на всякий случай. Не было его в «ЭльНоре». Впрочем, проверь еще раз, я только за. Надежнее будет. В таком деле лучше перебдеть.
От любезно предложенного Меркурьевым чая Воронов отказался. До конца дня нужно было еще успеть вернуться в офис строительной фирмы и все-таки скинуть на флешку записи с видеокамер. Не то чтобы он не доверял словам Меркурьева, скорее, наоборот, был уверен в том, что Антона Попова на видео действительно нет, такие люди, как Олег, всегда работали на совесть, но он тоже привык доводить до конца любое начатое дело, не надеясь на случай, поэтому нужно было закончить с камерами «ЭльНора» и смело вычеркнуть их из списка.
В голове стоял легкий туман, вызывавший досаду, но Воронов решил не обращать на него внимания. Рассеется. В «ЭльНоре» он убедился, что новый начальник службы безопасности на месте, выслушал заверения, что получит все записи, но только после соответствующего разрешения Элеоноры Александровны, признал такой подход обоснованным и отправился в приемную Бжезинской, чтобы искомое разрешение получить.
Секретарша Мила улыбнулась ему открыто, как доброму знакомому. Она колдовала у открытой двери стенного шкафа, из которого шел пар, выдавая кипевший там чайник.
– Чаю хотите? – спросила она. – Я как раз Элеоноре Александровне завариваю. Она специальный чай пьет, с травками. Могу и вам налить. Будете?
– Буду. – Дмитрий тоже улыбнулся, чувствуя, что чаю, горячего, настоянного на каких-то целебных травах, действительно хочется. – Можно я с Элеонорой Александровной поговорю, а потом тут у вас чаю с удовольствием выпью?
– Можно. – Мила покраснела, аккуратно скосила глаза на правую руку Воронова и, увидев там обручальное кольцо, заметно поскучнела. – В общем, чаю я налью вам, – сухо сообщила она.
В кабинете у Бжезинской он быстро объяснил, чего хочет, получил разрешение переписать записи с камер видеонаблюдения, рассказал, что ездил к Меркурьеву (умолчав про инцидент с ударом по голове) и что ничего нового не узнал.
– Вы, пожалуйста, держите меня в курсе, – устало попросила Бжезинская.
Открылась дверь, Мила вкатила столик на колесиках, споро расставила на столе стеклянный чайничек с ароматным душистым чаем, чашку с блюдцем, серебряную ложечку, вазочку с миндальными орехами и плошку с сушеными яблоками. Ни конфет, ни сахара, ни мармелада, ни меда с вареньем Бжезинской, видимо, не полагалось.
«Фигуру бережет, – с усмешкой понял Воронов. – Что ж, о такой фигуре действительно стоит заботиться».
– Вам я налила, – с достоинством сказала Мила, выкатывая пустой столик обратно в приемную. – Приходите пить.
– Сейчас приду. – Он попрощался с Бжезинской, едва ли заметившей его уход, и вышел в приемную, где на приставном столике действительно исходила паром большая чашка с чаем.