Плата за любовь - читать онлайн книгу. Автор: Лидия Лукьяненко cтр.№ 68

Остальная ватага была приблизительно одного возраста и под предводительством Насти с гиканьем носилась по двору. Я стала уже всерьез опасаться за новое платье именинницы. Среди приглашенных все знали друг друга. Одна я была новичком, но Вадим так представлял меня, что наверняка у всех сложилось мнение, будто я не случайная гостья, а почти невеста. Это мнение поддерживала и Настя, время от времени подбегая к нашему столу обнять меня и пошептать что-то на ухо. Знакомо мне было одно-единственное лицо.

Олечка, милая медсестра Олечка, в джинсах и курточке. Она появилась, когда подъехали гости, и занимала детей после обеда. В этом она была неистощима на выдумки. Когда дети уже наигрались в подвижные игры, поели сладкое и стали скучать, не зная, чем еще заняться, в ход пошли старые нехитрые игры нашего детства: «Краски», «Я садовником родился…» Странно, но современные дети ничего такого не знают. Я стала помогать Оле, и мы так разыгрались, что заразили даже взрослых. Они тоже один по одному стали подтягиваться к нашей беседке, включаясь в игру.

— Ой!

— Что с тобой?

— Влюблен!

— В кого?

— В розу! — заявлял Вадим.

Розой была я, и мне следовало вступать:

— Ой!

— Что с тобой?

— Влюблена.

— В кого?

— В ландыш!

Ландышем была Настя.

И все в таком духе.

Когда совсем стемнело, все перешли в дом, дети — в игровую к Насте, взрослые — в столовую, где их ждали десерт и домашний кинотеатр. Я вышла во двор, набросив на плечи куртку Вадима. Небо было низким, огромным, а яркие звезды и ясная луна предвещали и завтра такой же погожий день, как сегодня. Я медленно прошла по влажной от росы траве вокруг дома, с наслаждением вдыхая свежий ночной воздух. Мне нравилось, что Вадим не держал собак. Честно говоря, я их боюсь. У охранника, правда, есть овчарка, но он держит ее перед воротами и не пускает во двор.

Мне было так хорошо и спокойно, словно это и было мое место на земле. Нигде больше, даже в своей квартире, на меня не снисходило такое умиротворение.

— Не замерзла? — услышала я голос Вадима.

Он подошел и обнял меня за плечи, обнял так, словно это было привычным жестом, как будто он обнимал меня так всегда, много раз, приезжая домой по вечерам.

— Тебе понравился наш скромный праздник?

— Очень, — улыбаясь своим мыслям, тихо ответила я.

— А мои друзья?

— Тоже. — На моем лице блуждала счастливая улыбка, но он не мог ее видеть в темноте.

— А Настя тебе нравится?

— Очень.

— А я?

Это он прошептал уже губы в губы, и так же, не отстраняясь, я выдохнула:

— Тоже…

От его поцелуя мне захотелось плакать. Я думаю, это было от переполнявших меня чувств, но получалось, что все же от поцелуя. Он, наверное, почувствовал это, потому что целовал меня снова и снова, и от его поцелуев, как тогда на балконе, кружилась голова и немели ноги. Потом мы сидели на скамейке. Вадим обнимал меня за плечи, и мне было хорошо и спокойно с ним. Нас никто не искал. Мы просто сидели и молчали, и это были самые прекрасные минуты в моей жизни.

— Ты останешься? — спросил Вадим.

Я не успела ответить, потому что из кустов рядом с домом вылезла Настя.

— Саша, оставайся, пожалуйста! — заныла она и, присев с другой стороны, положила голову мне на колени. — Будем спать вместе, как тогда!

— Это неудобно, Настя, — ответила я, поглаживая ее густые волосы.

— Пап, ну что ты молчишь! — снова стала ныть моя мартышка.

— Настя, ты мне обещала! — напомнила я, сердито пригрозив ей.

— Оставайся, Саша, — глухо проговорил Вадим, — ты нужна нам.

— Папа тебя любит, — подала голос с моих колен Настя.

— Настя!

— Я тебя люблю, — сказал Вадим и, как она, склонил голову мне на грудь.

Я была так взволнованна, что не могла ничего сказать, только гладила эти две лохматые головы, склоненные ко мне в поисках счастья.

А потом подумала: а может быть, это и есть она — моя стая летучих обезьян…

Вера училась в детдоме. Нет, она попала туда не брошенная нерадивыми родителями и не по причине полного сиротства. Определила ее туда бабка в восемь лет. До этого времени она исправно исполняла материнские обязанности, так как Верина мама умерла, когда девочке было меньше года. Отца у Веры не было. Просто не было — и все. Мама в юности уехала на молодежную стройку, за романтикой. Там родила, а замуж не вышла. Вернулась к матери с ребенком на руках, потому что заболела — дали инвалидность. Какая уж тут стройка! Но и дома долго не протянула. Вот и осталась Вера на руках у бабушки.

Бабушке было за шестьдесят, мама была ее вторым и поздним ребенком. Старший сын жил в далеком Владивостоке и никогда не приезжал. Пока Вера не пошла в школу, бабушка справлялась. А потом деньги, каторжным трудом заработанные мамой на стройке, кончились, пенсия была маленькая, а тут еще всякие старческие недуги стали одолевать. Жили они в большой комнате, в коммуналке, с соседями. Но комната находилась выше остальных, как бы на чердаке. Из длинного коридора, куда выходили двери комнат соседей, а также в кухню и в туалет с ванной, нужно было подняться по лестнице — и вот тебе комната: большая, светлая. Потолки — высоченные, три окна во всю стену и потолок скруглен, как купол. Келья — не келья, дворец — не дворец.

Вере очень нравилось находиться в ней. Мебели мало: диван, стол, кровать, пара стульев, пестрый коврик да картина с мишками «Утро в лесу». Люстра под самым потолком, вечно пыльная, ну-ка достань ее на четырехметровой высоте!

Но все равно комната всегда казалась чистой — светлые, чуть желтоватые стены, арочные окна полураскрыты, за ними кудрявая зелень деревьев и косые лучи солнца. А звук какой! Стоит запеть — и голос летит чистым звуком по сводам, разливается немолкнущим эхом и не ломается, а растекается нежным и долгим звоном. Может, потому Вера и стала петь. Крикнула что-то и влюбилась в это эхо. Стала петь все подряд, да так звонко и чисто, что бабуля только диву давалась.

— Художники у нас в роду водились, но певцы?

А Вера пела все подряд. Даже чаще не пела, а так — стихи нараспев читала. Возьмет, к примеру, томик русских поэтов — и читает-распевает на любой мотив, а эхо вторит ей, и голос летит-летит и не останавливается, не пропадает, а растет, музыкой наливается. Никому ее песни не мешали. Дом старый, стены толстые, третий этаж почти под крышей. А если окна закрыть, ни звука не просачивается. Полетает голос, полетает под сводами от стены к стене и медленно умолкнет.