Я бросился к остальным платформам и нашел веревку, которую болельщицы выбросили. В этот миг у меня в голове, как вывеска дешевого мотеля, вспыхнула лампочка. Я понял, что делать!
Наверняка вы подумаете, что я кинулся душить всех подряд. Да, это первым пришло мне в голову, но поступил я по-другому. Я пошел обратно и привязал веревку к нашей платформе.
«Может получиться… может, может», – думал я. В ту минуту я действовал на чистом адреналине. Как Халк. (Халк Марка Руффало, а не всяких там прочих.)
Наступил вечер… началась игра… в небе засверкали фейерверки (полагаю, это значило, что мы побеждаем или с кем-то воюем)… музыкальная группа разогрела толпу попсовой музыкой из семидесятых… а вот и встреча выпускников.
Бывают в жизни такие минуты, когда в голову лезут мысли: «Боже, неужели все это на самом деле происходит? Неужели я правда это делаю? Неужели вот так меня запомнят до конца дней моих?». К несчастью для меня, все происходило взаправду, я действительно это сделал, и, пожалуй, до конца дней моих меня будут помнить именно так.
Представьте, как я, в костюме гребаного карандаша, тащу платформу клуба писателей по футбольному полю. Тащу. Сам. Представьте, как Мелери в костюме огромного блокнота стоит на платформе, открывает и закрывает нашу гигантскую тетрадь и машет толпе. Представьте, как толпа неистово ревет при виде болельщиц и как она мгновенно замолкает при виде нас.
Стало так тихо, что было слышно, как я рычу и ругаюсь, тягая платформу.
– Да! Ура клубу писателей! – бодро кричала Мелери, продолжая махать.
Послышались тихие смешки, которые затем переросли в волну хихиканья, и наконец толпа взорвалась хохотом. Все: родители, ученики, работники школы и так далее – все тыкали в меня пальцами и истерически ржали надо мной.
– ДА и ПОШЛИ ВЫ! – заорал я и бросил веревку. Я весь вспотел, лицо у меня покраснело, как Марс, руки кровоточили, а тело так онемело, что я едва мог ходить.
Я сорвал с себя костюм карандаша, запрыгнул в машину и умчался прочь с парковки. И даже поворотник не включил.
Домой я гнал, наверное, со скоростью сто миль в час. Может показаться, что это очень быстро, но спидометр сломался, так что на самом деле было где-то миль шестьдесят-семьдесят.
Я вернулся домой, вбежал в спальню и рухнул на кровать. Издевки одноклассников, грубости остальных и мои собственные сомнения снова и снова звучали у меня в голове.
«Извините, конечно, но встреча выпускников – ничто без платформы болельщиц!»
«Никто все равно эти „Хроники“ не читает».
«В художественном классе из них делают папье-маше».
Я подумал об ученическом совете… о «Хрониках»… о мисс Шарптон и маме… о бабушке и Мелери…
«Ты молодой, наивный. Тебе до сих пор кажется, что ты в самом деле сможешь…»
«I – это мнимое число. Воображаемое». I. Я.
Теперь мне уже никак не создать свой журнал. Я сделал все, что мог. Все, кроме… Есть еще один способ…
«Если уж ты даже Николаса Форбса и Скотта Томаса убедил писать для „Хроник“, тебе все под силу».
«Никсон такой скользкий тип, что с него ботинки соскакивают!»
«У всех есть тайны».
Еще не успев даже додумать мысль, я уже схватил трубку и набрал Мелери.
– Мелери, это Карсон, – сказал я. – Начинаем операцию «Кловергейт».
Решено. Хватит терпеть. Хватит быть паинькой. Хватит позволять им вытирать об меня ноги.
В понедельник утром у меня будут работы для журнала, даже если ради этого придется зашантажировать всю школу.
15 октября
КЛОВЕРГЕЙТ, ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Я сам отпустил себя с химии пораньше, чтобы поскорее найти Мелери и взяться за дело. Обошел кампус и обнаружил ее в художественном классе. Там лепили скульптуры, и у Мелери выходило нечто похожее на бюст Багза Банни.
– Мелери, пошли! – сказал я ей с порога. – Время Кловергейта!
– Но я леплю, – возразила Мелери, оглядываясь на учителя. Он раньше преподавал столярное дело и с тех пор остался без четырех пальцев и носит повязку на глазу. Определенно у него есть заботы поважнее, чем какой-то там прогул.
– Мелери, нет времени! – сказал я. Она была похожа на потерявшегося щеночка на перекрестке. Вещи свои Мелери собрала локтями, потому что все руки у нее были в глине.
– Эй, это же карандашный чувак со встречи выпускников! – вякнул какой-то осел. Я поприветствовал его средним пальцем, и мы ушли.
В классе журналистики мы с Мелери соорудили большую доску Кловергейта. На нее мы прилепили школьные фотографии моих первых жертв: Клэр Мэтьюс, тренера Уокера, Реми Бейкер, Николаса Форбса и Скотта Томаса. Да, я метил высоко.
– Поймаем матку – и вся колония наша, – сказал я.
– Ага, – согласилась Мелери. – Если только муравьи не озвереют и не казнят матку первыми, как у меня на муравьиной ферме.
Мы добавили на доску Вики Джордан и Дуэйна Майклса. Как я и говорил, шантажист я толерантный, а потому нацелился не только на популярных школьников. К тому же я решил, что они дополнят мой журнал приятным разнообразием.
– И чем нам их всех шантажировать? – поинтересовалась Мелери.
– Ну, на большинство у меня уже есть компромат, – сказал я. – Но насчет остальных не уверен. Впрочем, Колумб тоже не был уверен, что найдет Северную Америку. И знаешь, что он сделал, когда сюда добрался?
– Что? – спросила Мелери.
– Поработил всех индейцев в округе, – ответил я.
– А. – Мелери посмотрела на доску. – Ну берегитесь, маленькие индейцы.
– С некоторыми будет гораздо проще, чем с другими, – сказал я, размышляя, с кого начать атаку. – Запомни, Мелери, если со мной что-нибудь случится, «Хроники» и клуб писателей я завещаю тебе.
Мелери вытаращила глаза и разинула рот, и мне пришлось объяснять, что отчасти я пошутил и на самом деле моей жизни ничего не грозит.
– Кто первый? – спросила Мелери.
Я подошел поближе к доске и посмотрел на слащавую улыбочку Реми.
– Я начну с Фродо, – сказал я. – У нас с ней общий английский следующим уроком.
Несколько недель назад на сайте нашей школы я обнаружил забавный ник – Ежегодница-69. Тогда я не обратил на это большого внимания, кто ее знает, какая-нибудь шлюшка-девятиклассница под началом Реми. Но кто бы это ни был, почти на каждой странице он оставлял кучу гневных занудных комментариев.
«Зачем пускать буфетчиц на встречу выпускников? Пусть на кухне сидят!» – вот один из многочисленных хамских постов. – «Ненавижу буфетчиц больше, чем войну!»
Может ли быть, что это Реми свободу слова практикует? На выходных, размышляя, как бы к ней подобраться, я написал Ежегоднице-69 под ником Плохиш-2012.