Прощай, пасьянс - читать онлайн книгу. Автор: Вера Копейко cтр.№ 42

— Брось, Павел. Не спеши обмирать. — Анисим выпрямился на стуле и поднял стакан в серебряном подстаканнике. — Может, это нам только на руку. Пошевели мозгами, что из этого можно выкроить.

— Ну а если в том списке записаны все, кто у нее бывает? — Голос Павла звучал так, словно ему уже зачитали приговор.

— Пока не слыхал ничего такого. Не сообщали, — покачал головой Анисим. — Давай-ка лучше разберемся с твоей бумагой. — Он вздохнул, отпил из стакана глоток чая и отставил его подальше, почти вплотную придвинув к стакану Павла, тоже недопитому. — Что-то у нас чай сегодня не идет. — Он кивнул на стаканы. Павел непонимающим взглядом скользнул по ним, кивнул на всякий случай, но глаза его были пустые. — Значит, ты спьяну подписал бумагу на поставку мехов, которых у тебя нет и быть не может.

— Я думал… Я ей говорил, что…

— Ты ее умасливал, я понимаю. — Глаза Анисима тоже стали маслеными. — Эх, женщины… Ну ладно. Значит, ты возмещаешь ей ущерб в том случае, если не поставляешь означенные меха. Выгоду-то она упустит, если она объявила, что у нее есть те меха, которых у тебя самого нет, и набрала под них заказы. — Он покачал головой. — Что ж, этот шаг мадам можно понять. Она коммерсантка лихая. Подловила тебя, как птенчика опытный птицелов, на семечки. — Анисим хохотнул. — Но сумма-то, сумма какова! Где ты столько денег возьмешь? — Он ткнул пальцем в цифры.

— Она такая, какую я получу, когда завладею долей Федора.

Анисим крякнул.

— Так что же хорошего? Ты ей отдашь все и снова останешься ни с чем?

— Это лучше, чем пойти в острог.

— Ох, Павел! Верно называют младших детей поскребышами. Грубо, но верно. Мозгов на них родители уже не наскребают. Негде взять, все другим раздали.

— Ты тоже против меня, да? — Глаза Павла затравленно блеснули.

— С дураком свяжешься — значит, сам такой, — процедил Анисим сквозь зубы, отодвигая свой стакан от стакана Павла. Ему надоело их мелкое дрожание от столь тесной близости.

Сейчас Анисиму незачем было услужливо держаться с Павлом. Если то, что он заподозрил, окажется верно, то Павел ему вовсе не нужен. Сам Федор Финогенов доставит деньги, куда ему скажут, на блюдечке. Отдаст да еще станет горячо благодарить. Он поверит, что все то, что случится, устроил его младший брат. Придет ли ему в голову, что весь план задумал он, Анисим? Да с чего бы ему такое привиделось? Со сна, что ли?

А план его хорош. Безотказен. Анна, сама того не ведая, подсказала ему верный ход.

Анисим вздохнул и с открытой насмешкой посмотрел на Павла. Лицо младшего Финогенова было таким, каким бывают лица у людей, дошедших до края. Не важно, кто загнал их на этот край — сами себя или обстоятельства жизни. Павел еще и трус, подумал Анисим. Он готов расстаться с деньгами, которыми пока еще не завладел, причем расстаться без всякой борьбы. Он готов отдать их мадам Шер-Шальме, только бы она не пустила в ход бумагу, на которой он поставил свою подпись. Анисиму стало жаль Павла, он попробовал навести его на мысль о том, чтобы попытаться воспротивиться обстоятельствам.

— А тебе не приходит в голову, что какие-то деньги ты все же можешь отбить? — задал он вопрос своему напарнику.

— Отбить? У Шер-Шальме? — Глаза Павла едва не вылезли из орбит. Но и сейчас не пропало его сходство с соболем. Только походил он теперь на зверька, которого охотник поймал в капкан и душит насмерть. — Она не отдаст!

— Она-то — нет. Просто так — нет. — Анисим продолжал смотреть на Павла. «Ну же, болван, ведь я дал тебе козырь. Ты можешь ее шантажировать той новостью, которую я тебе сказал. О списке полицмейстера», — мысленно подталкивал он его.

Но нет как нет.

— Тогда у кого мне их отбивать?

Анисим засмеялся.

— Как будто не знаешь! — фыркнул он. — У брата.

— Но я и так все заберу!

Как самонадеян! Анисим уже открыл рот, чтобы расхохотаться. Павел уставился на этот рот, который походил на дырку в густых темных с серебром волосах. И… его передернуло.

— Послушай. Твой брат станет возвращаться из Америки. Мягкую рухлядь, как ты понимаешь, он поменяет на твердое золото и много еще на что. Я слыхал, там в ходу настоящие серебряные двадцатидолларовые монеты. Наверняка Федор привезет и их.

Павел молча смотрел на него.

— Он будет везти товар. Много! — разжевывал ему Анисим. — На таможне его могут не пропустить….

— Федор все делает чисто, — перебил его Павел. — Комар носу не подточит.

— Охо-хо! Да он-то делает чисто, да! Но ведь можно сделать иные бумаги, которые не чисты. Подменить! Твоя дурья башка способна хотя бы до этого додуматься, а?

— Подменить? — спросил Павел, казалось, до него что-то начинало доходить.

— Да. Под-ме-нить! — прошипел Анисим. — На таможне. В Архангельске. Понял?

Павел смотрел на Анисима не мигая.

— У… у тебя есть свои люди на Архангельской таможне?

— Есть.

— Они…

— …согласятся. За свою долю.

— А ты?..

— И я за свою. Да и бригантина, сам знаешь, тоже денег стоит. Ее тоже могут отнять, чтобы покрыть штраф за контрабанду…

Павел молчал. Но лицо его становилось иным. Оно розовело, губы утрачивали жесткий рисунок, а уголки губ поднимались вверх.

И было с чего. Всего минуту назад он видел себя в остроге, а сейчас — снова в Москве. Он видел себя не на Кузнецком мосту, он видел себя среди других людей.

Павел шумно втянул воздух.

Он видел себя среди гостей подмосковного Люблино, личным и дорогим гостем знаменитого хлебосола Михаила Алексеевича Дурасова. Славного своими оранжереями, в которых благоухают померанцевые и лимонные деревья. Где, как рассказывают, царит Флора даже в лютые московские морозы. В его пруду резвятся стерляди и разевают жадные рты судаки. А в речке корячатся чудовищных размеров раки.

А его театр! Его артистки! А антракты между сценами! Слуги разносят подносы с фруктами из зимнего сада. Пирожные источают аромат свежести, неодолимо взывая к неге. Там лимонад, самый лучший чай, ликеры и мороженое — словом, истинный праздник жизни.

Павел втянул воздух, словно ощутив ароматические курения, о которых рассказывали те, кому случилось ступить в тот рай.

— Хорош план. Но поскорее бы…

— Нетерпелив, мой батюшка, — усмехнулся Анисим. — Что ж, все верно, ожидание особенно тягостно в молодости. Потом привыкаешь — самому становится незаметно… Незаметно, как летят дни и ночи. — Он усмехнулся. — Вот и хочется, чтобы они не пролетели мимо.

— Ах, как хочется, как хочется! — Молодой человек заерзал на стуле. Тот предупреждающе заскрипел, и седок унялся.

Не обращая внимания на собеседника, Анисим продолжал: