До Онни около ста футов. Не знаю, видела она нас или нет. Она идет не оборачиваясь.
– Онни! – зовет Виктория.
Девчушка бросает взгляд через плечо, бросает что-то в ответ и отворачивается.
Расстояние между шоссе и придорожными кустами совсем небольшое. Мы бросаемся ей вслед. Онни начинает бегать, судорожно дергая поводок. Завидев меня, Говард тянет ее в другую сторону. Виктория тоже бежит и кричит. На асфальте черные следы горелой резины. Ветки кустов бьют меня по лицу, они гораздо более упругие, чем в мой прошлый приезд сюда. Мы нагоняем, Онни оборачивается и вопит:
– Не подходите! Даже не смейте!
Она держит Говарда за ошейник, пес пытается вывернуться.
Мы с Викторией останавливаемся, Онни смотрит только на меня. Она вся в слезах, на лице потеки черной туши, губы обветрились.
– Вы его убили! Это вы виноваты в его смерти! Вы делали вид, что любите, а сами предали. Он погиб из-за вас!
– Нет, – отвечаю я. – Это неправда.
– Правда! Вы решили его бросить. Вы разбили ему сердце! Вы мне лгали, делали вид, что горюете. Мне даже стало вас жалко. И стыдно. А теперь идите вы к черту!
Она коленом выпихивает Говарда на дорогу. Приближается машина, огибает их и яростно сигналит. Виктория делает шаг вперед.
– Даже не подходи ко мне! Ты мне тоже лгала, мама. Все вы лжецы! Из-за тебя я считала себя плохой. И ни на что не способной. Почему ты мне не рассказала? Как ты вообще могла такое допустить?
Виктория всхлипывает:
– Все было не так! Мы с тобой поговорим, и я все объясню.
– Слишком поздно! – кричит Онни. – Ненавижу тебя! И себя!
Она отворачивается и делает шаг к повороту, все еще таща за собой Говарда. Она снова кричит через плечо:
– Лиззи, вы его убили! Единственный человек, которого я любила, мертв!
Она задыхается от слез. Мы почти на месте аварии. Дерево уже близко. Оно загораживает солнце, бросает на дорогу тени. Онни снова останавливается. Мимо проносится контейнеровоз, громко сигналит. Она боком движется к шоссе. Нагибается, поднимает Говарда. Он вырывается, царапает ей руки.
– Я думала, что нравлюсь вам. А вы оказались такой, как все!
– Давай вернемся в машину и поговорим.
– Устала я от разговоров. Я от всего устала!
Виктория вскрикивает и бросается вперед.
– Не смей подходить! – Онни опускает собаку на дорогу, потом берет его удобнее и делает еще один шаг. Теперь она стоит на самом краю, в опасной близости от полосы движения. Грузовик, едущий слева, огибает ее, гудит и уносится прочь. – Ну что, кого вы кинетесь спасать – меня или собаку? Пожертвуете ради него жизнью? Ради меня – вряд ли.
Мимо с ревом проносится черная спортивная машина. Онни отвлекается. Потом снова смотрит на меня, и по ее искаженному лицу я понимаю, что она задумала. Мы находимся совсем близко к повороту. Машины едут слишком быстро. Ни остановиться, ни свернуть водитель не успеет. Виктория вскрикивает.
Я не раздумываю. Я бегу. Онни видит, как я приближаюсь, и бросается на дорогу. Она раскидывает руки и ноги в стороны, падает на землю, подминая Говарда под себя. Я слышу визг тормозов и скрежет металла. Мои ноги обдает потоком воздуха, и вот я уже сверху нее, рывками тащу девочку вверх и в сторону, вцепившись в одежду. Она вырывается, отпихивает меня, тяжело дышит и рыдает. Понятия не имею, где собака, однако продолжаю крепко держать Онни. Под ее весом ноги у меня подгибаются. Мы падаем, катимся вниз. Дерево Зака все ближе. Ветки бьют по лицу. Ударяюсь головой о корень. Щеки горят, руки все в ссадинах. Раздается лай Говарда и звук приближающихся шагов. Я продолжаю держать Онни, хотя она отбивается.
Мы скатились в овраг. Рядом дерево Зака. Лилии все еще там. Их отнесло ветром в сторону, целлофан пожелтел, цветы засохли. Записка на месте. Отсюда видны слова. Сердце и имя вокруг. ХАННА.
– Прости! Мне очень жаль! – всхлипываю я Онни на ухо.
Она обмякла.
Не могу оторвать взгляда от записки на цветах. Я лежу на земле и смотрю на нее под другим углом, читаю буквы задом наперед.
Там написано: А Н Н А Х.
Ее имя – Анна – и буква Х, обозначающая поцелуй. Онни.
Она шепчет мне на ухо:
– Я сделала это ради Зака!
– Он же умер! – восклицаю я и испытываю неимоверное облегчение. – Зак мертв!
Зак
14 февраля 2012
Я спокоен. Эмоции стихли. Либо я не испытываю гнева, либо мой гнев совсем не такой, как у других людей. Он не течет, как кровь, он не трещит, как пламя. Он будто тяжелый и твердый предмет. Я прижимаю его к груди. Он просачивается под кожу и превращается в футляр для моего сердца.
Каждая фраза письма построена так, чтобы ударить как можно больнее. Она от меня уходит и даже не может честно об этом сказать. Ей нужно «пространство», чтобы трахаться с другим. Она меня не любит. Вот и все.
В доме полный порядок. Это важно. Я уничтожил все следы своего короткого пребывания. В кровати даже не спал. Мешки для мусора закончились. Последний я отдал Онни. Бутылки из-под виски, грязную одежду и полотенце Онни сложил в сумку, обнаруженную в шкафу. Ванну отмыл, стул, на который я присел, чтобы открыть письмо, отполировал. Тер его так сильно, что едва мозоли не заработал. Если бы я не спешил отсюда убраться, я бы его сжег.
Закончил картину, которая ей так нравилась. Чего-то на ней не хватало. Арт-дилер в Бристоле сказал, что моим работам не хватает «эмоциональной вовлеченности». Ну, вот я и добавил кое-что. Зак Хопкинс отбывает навстречу своей смерти. Она найдет ее уже потом. Она хорошо меня знает. Она все поймет. Что означает фигура в лодке – надежду или отчаяние? Сообразит.
Моя гибель и ее последствия вполне могут ее сломить. Она меня любит достаточно сильно, даже если сама этого не осознает. Можно ли кого-нибудь убить прямо из могилы? Раньше мне это в голову не приходило.
Я не какой-нибудь там среднестатистический убийца. Я другой! Мое наследие, дело всей моей жизни – вовсе не картины. Полли Мильтон. Я не хотел ее убивать. Должно быть, она ударилась головой, когда мы подрались, и упала в воду. Я и плеск-то едва расслышал. Шарлотта. Жертва несчастного, хоть и запланированного случая. Зря я с ней спал. Впрочем, ей надо было быть осторожней. Сама виновата.
Через минуту пойду искать машину: перелезу через забор, пройдусь по проулку, где Джолион обещал ее оставить. Жду, пока все лягут спать и на дорогах никого не будет. Дождь едва моросит, небо в тучах. Заеду на заправку, залью полный бак. Опущу в машине верх. С моря надвигается туман. Это довольно кстати. Высокая скорость и стена или дерево – все, что мне нужно.
Стены смыкаются. Моя прежняя уверенность понемногу исчезает. Люди всегда судят других, это проще всего. Люди никогда не перестанут мыслить шаблонно. Даже если я разрулю ситуацию, Лиззи меня не простит. Вероятно, я и сам себя не прощу. По идее, я должен любить эту женщину. По идее, я должен чувствовать хоть что-то. Но нет.