Радужная топь. Ведьма - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Зарубина cтр.№ 65

Славко замер, прислушиваясь к стуку лошадиных копыт. Дорога шла песчаная, и уж на возу стали приглядываться, что так жарко толкует возница своей соседке. Ядзя сидела неподвижно, только глаза ее все больше наливались обычной бабьей жалостью, от которой так муторно мужику на душе. Славко не смотрел на нее, не хотелось ему жалости. Раньше не хотелось. А теперь отчего-то подумалось, что ежели бы обняла его сейчас болтушка Ядзя пухлыми ручками, ослаб бы тутой узел в груди. Узел, что связался сам собою, когда впервые посмотрел бывший манус на свои мертвые руки.

Дорога вновь пошла по камням, они зачиркали по колесам, заглушая разговоры. Славко оглянулся через плечо на подводу. Молодчик с башни спал, свесив на грудь кудрявую голову. Черная молитвенница, лишившись собеседницы, угрюмо перебирала посох да шевелила бледными губами, бормоча. Коренастый старик-каменщик дремал, положив под голову свой заплечный мешок. Видя, что никто не слушает, Славко снова обернулся к своей спутнице, глянул сурово в ее блестящие непролитыми слезами глаза:

— Все думают, Черный Влад на одной своей небесной силе топь в узде держит, в Черну не пускает. Не своими руками Владислав Чернский жар загребает. Вот этими…

Он закатал рукав, обнажая предплечья, где тонкая сеть шрамов становилась гуще, наливалась кровью.

— Я, Ядзенка, тоже думал, что Владислав — недалекий парень. Такие деньжищи платить за то, чтобы словники да манусы, которым в мирное время и дела особого нет, в башне пиво пили да в кости играли. Оказалось, умен Влад. Самой топи умнее. Словно знал, что тяжелей станет. А может, и правда знал… День ото дня все новые вести, обступает топь. Словно кто черный глаз на княжество положил. Не знали мы тогда… Струхнул один из моих дружков-сторожей, дал деру до мамкиной деревни. Так его голова на Страстной стене всю осень висела. А я не побежал. Честный был очень, договор гербовый чтил. Послал за другим сторожем в Черну, да тут и случилось. Хлопнуло, развернулось. В два роста, так что и глянуть страшно. А я в башне один-одинешенек. Выбежал, поднял руки, сложил в силовое, а ударить не могу. Страшно. И тут смотрю, от глаза семицветного по траве как трещинки стелются, и из них тоже лучики семицветные скачут, подмигивают. И трещинки в разные стороны медленно расползаются. Уж тут не за себя испугался, за Черну, за красавицу мою, за друзей, что, ежели не ударю, трещинки и дальше пойдут. И со всей мочи, так что аж от локтей руки словно во льду, — ударил. А получилось, словно веревку ей бросил. Рванула меня к себе, тянет, тащит, и силу мою словно тонкую нитку выматывает, прямо из жил рвет.

Возчик впился горящим взглядом. У Ядзи сердце разрывалось от жалости. А он словно не чувствовал, как больно ей за него, — продолжил:

— Больно было, Ядзенка, так больно, что рассказать нельзя. Я держу, а она меня по траве, по камням к себе тащит. И силища это такая, что никому перед ней не устоять. И только чую, смерть моя близко. Стоит Безносая, своего часа дожидается. Вдруг налился глаз, трещинки погасли… Рвануло в последний раз так, будто хребет из живого вырвать хотело. Я упал и слышу через темноту, как оно надо мной лопнуло, осколками окатило. А как очнулся — рук не чую. Все небова тварь прибрала, всю силу до капельки. Не стало мануса. Князь Влад лекарей ко мне присылал и денег давал. Да я лекарей прогнал. Красавица моя меня оставила. Шла-то за мануса, а получила калеку-мертвяка. Вот и перешла в родительский дом, при живом муже вдовой себя называла. Пил я сперва горькую, силу свою оплакивал, корил себя, что променял ее на легкие княжьи деньги. А потом стал мертвяком жить. Возницей нанялся. Нашел себе по душе дело, о котором раньше и не помыслил бы.

Славко, неласково хмурясь, запустил пятерню в густую черную бороду. Ядзя положила на его широкое плечо руку, слезы текли по щекам девушки. Вспомнился Якубеков белый платок, и в груди стало тесно от чужого страдания. Да если бы спросили ее, Ядзю, она без мысли отдала бы свою мертвяцкую жизнь, сама бы в око кинулась, лишь бы вернуть ему силу. Ему и странному вознице. Да только ее жизнь радужной топи не нужна. Нет у нее силы, а око сильных берет, истиннорожденных ищет.

— Теперь ты, Ядзя, всю жизнь мою знаешь, — прервал ее горестные мысли Славко, чуть дернул плечом, так что рука Ядзи вновь упала ей на колени. — К сердцу не бери, не тобой пережито, не тебе и плакать. Только ты запомни, что Черный Влад ничего попросту не делает. Во всем он свою выгоду и цель имеет. Станешь ему служить, крепко это в голове держи. Кнут у князя близко лежит. А уж как он им щелкнет, поздно рукавом закрываться…

Не выдержала, заслонилась рукавом, как поехали мимо Страстной стены. Влад внимательно следил за лицом жены. Готова ли Эльжбета княгиней чернской сделаться. Как родится наследник — налетят стаей, начнут клевать. И хорошо, если клевать. От стрел щиты, от силы сила. А вот если не делом, а словом начнут действовать, обольщать дарами, посулами? Запутают Эльку, заставят молоденькую чернскую княгиню под свою дудку плясать, против мужа козни строить. О Казимеже Владислав не беспокоился — крепко поплатился старый лис за давнее свое предательство. Дрожит как осиновый лист, все надеется, что кровопийца-зятек и Бялое в порядок приведет да наследнику передаст во всем цвете и красе.

Другие найдутся. Те, кто сейчас сидит да помалкивает. Помнил Владислав — сколько лет прошло, а помнил крепко, — как эти, молчаливые, матушку красивыми словами опутывали, а потом горло резали. Даром что словница была сильная, и словечка вымолвить не успела, как отдала Землице душу. Помнил их сильные руки, красные ножи. Помнил их головы на Страстной стене.

Не была она тогда еще Страстной, была Красной — читал с нее глашатай княжьи указы. И в тот день, когда князь Владислав сам прибил на нее первую голову, голову отцова убийцы, прибил низко, насколько хватило роста, в тот день одно было у него к своему народу послание: враг не заслуживает сострадания. Тот, кто решится пойти против нас, против Черны, должен знать, что дороги назад не будет. Прощенья нет. Здесь Безносая собирает свой урожай: убийце — смерть, вору — смерть, предателю — смерть, нарушившему договор — смерть.

С тех пор от слова своего Влад не отступал. Всяк, кто желал жить в Черне, знал: не помилует князь. Уже тридцать лет жила Черна по Владову закону. И не было сперва места на Страстной стене. Засобирались люди, побросали дома, кинулись в соседние княжества — искать спасения от губителя. Но отчего-то скоро стали возвращаться.

Потому как был у князя еще один закон: другу — помогай всегда. Купцы в Черну шли охотно. Плату за торг Владислав брал умеренную — не в пример другим князьям. А воровать в Черне никто не решался — решительные скоро оставляли на стене головы. С убогими, бедными, увечными Владислав всегда был щедр. Убогих Землица любит. Кормили каждый день на княжьем дворе нищих, давали грош да чистую рубаху. Но уж если кого природа подведет, потянется рука за чужим грошом… И за грош примет Страстная стена.

Каждый в Черне знал, каков их князь, каков его закон. Всяк знал, что под высшим магом ходит — вздумается господину, сведет светлые брови и каждую мысль твою узнает. Хорошо в Черне, сытно, спокойно, торг честный, князь щедрый, каждому работа есть. А что с небесными силами Владислав знается — то бабушка надвое сказала. А уж кто на руку нечист или жизни чужой не жалеет — тем никакой сытости не надо: собирай скарб да за ворота.