Радужная топь. Ведьма - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Зарубина cтр.№ 31

— Любит, к сердцу прижмет…

И часу не прошло, как на площади уже не было ни шатра, ни седобородого старца-прорицателя. А был спешащий по дороге прочь из города неприметный старик, суетливый, плешивый, напряженно и испуганно хмурящий низкие брови.

— Вот тебе и удача… Рано, видно, глупец, радовался милости князя Казимежа. Вот тебе и милость… — Между бровями залегла глубокая тревожная морщинка. — Ведь ясно как день, не так прост старый лис. Такому доверяться — глупее не придумаешь. Недаром сердце недоброе чуяло. Мальчишку жалко. Так в том наука: не будь ослом в волчьем логове.

Войцех отвернулся от стола, стараясь не смотреть на белую голубку; долбившую коротким красноватым клювом свое щедрое угощение. Умел Черный Влад доставить радостные вести. Заговоренная голубка летела скорее стрелы. Ах, если б не этот заговор, свернул бы Войцех посланнице белую шейку. Не радость принесла крылатая вестница в дом Войцеха, сбросила с белых перьев досаду, горечь, бессильный гнев.

Князь велел слугам унести прочь голубя, спрятал в рукав послание — приглашение на свадьбу князя Владислава Радомировича из Черны и княжны Эльжбеты из Бялого мяста. Насмехался ветров сын — знал, что не добраться к завтрему ни Войцеху, ни его наследнику, ни несчастному влюбленному Тадеку. Потому и звал Чернский правитель гостей не на венчание, на свадебный пир. В Черну, через седьмицу.

Сжались руки в кулаки от такой насмешки.

Да и как не насмехаться. Развесил уши Войцех, поверил, что отдает мальчишке старый Казик свою Эльку. Нет, не Черный Влад честь дальнегатчинского хозяина в грязь бросил, он лишь на брошенное сапогом ступил. И, видно, самому Казимежу встало это решение как кость в горле. Хорошо, не убил мальчишку — домой отослал. Только срам-то. Стыд. И против Черны не пойти — земля богаче, проклятый князь силен, как сама радуга. А как станет он мужем Эльки, так и до Бялого мяста рукой будет не достать.

Попранная честь Войцеха требовала крови, но разум держал тяжелой железной рукой, втолковывал: не месть будет, самоубийство. И ладно бы твое, старый глупец…

Войцех потер ладонью горевший словно в жару лоб и послал за Тадеушем. Мелькнула мысль: не запереть ли парня, пока не остынет, уж больно хорош, чтобы из-за глупой дурехи шею сломить. Потом вспомнил себя старый князь и понял: хоть на цепи повесь — цепь со стеной вывернет и уйдет, не поверит ни отцу, ни брату, глазам своим не поверит, покуда сама бяломястовна ему не скажет, что обвенчана, пока не покажет белой ручки, где рядом с зеленым золотничьим перстеньком колечко с мужним рубином.

Хорошо знал отец своего Тадека. Четыре с половиной года не видел, а знал лучше самого себя. Потому как сам таким был тому тридцать с лишним лет: и стать, и норов, и страсть. Лешек другой, в мать пошел: разумный, вдумчивый, расчетливый. А Тадусь — льняная рубаха, всякому распахнется, а как налетит ветер, так и полощется.

Верно думал Войцех, не внял Тадеушек отцу, не поверил, что могла его Эленька услать свое «сердце» подальше от двора да выскочить замуж — наскоро, наспех, как дворовая девка подол застирывает. Сперва решил: брешет Черный князь, хочет, чтобы остался Тадеуш дома, запивать неверность любимой молодым вином, умащивать душевную рану сладкой покладистостью дворовых мертвячек. Погорюет княжна и согласится на брак с Чернским Владом.

— Нет, — отговаривал Войцех. — Владислав не пес, чтоб из подворотни брехать. Скорее волк: выть не станет, пока добычу стережет, спугнуть побоится, а уж как запоет-завоет, значит, брюхо сыто, нутро радуется. Раз прислал Черный князь весточку, значит, свадьба — дело решенное.

Метался Тадек, слышать не желал, и только когда разумный старший брат встал на отцову сторону — согласился, что, видно, и вправду разлучила его несчастливая судьба с юной бяломястовной.

Только все не верил, что предала его Эльжбета, что по своей воле замуж пошла. За Черного-то Влада? За душегубца, лесного зверя? Принудили. Силой под венец ведут…

Этой мысли Тадек не вынес. Как ни держал отец — крикнул седлать. Пусть не заклятье высшего мага — месть, страсть, гордость лошадей погонят. Авось успеет: не к чужой жене — к невесте.

Вышел Войцех на крылечко, глянул, как садится на коня его младший сын, и екнуло в груди. И показалось Войцеху, что отнимают у него часть сердца. Захотелось подбежать, ухватить коника под уздцы, остановить мальчика, вернуть. Видно, стар стал, квашня, а не князь, по-бабьи до слез короток.

Стоял Войцех, молчал, не находило слов расходившееся от тревоги сердце. Умней оказался Лешек. Кликнул мальчика-слугу, приказал девкам поскорее собрать в дорогу еды. Подошел к брату, похлопал по шее коня, а Тадеку вполголоса бросил:

— Поезжай. Обещал верить — верь до последнего. Любит она тебя. Если бы не любила, подсказало бы тебе сердце. А потому поезжай. С моим братским благословением, если оно тебе надобно. А если что, помни, что здесь твой дом. Со щитом или на щите — возвращайся.

Сжалось сердце Войцеха, просило: останови. Да только сам виноват. Не сейчас, почти пять лет назад надо было — сам на коня сажал. Рад бы себя оправдать.

Да как тут оправдаешься.

Юрек ухнул на пол всей тушей, с грохотом ударил коленями о выскобленные доски.

— Где? — взревел Казимеж. — Почему не ищешь?

И огрел Юрека по широкому затылку.

— Ты хоть знаешь, ветров сын, какие дела вокруг делаются, или дальше бабьего подола твоему разуму дороги нет?! Знаешь ли, что за одного Илария…

Юрек так и торчал, лбом в пол, не шевелясь и не отвечая, кверху выпяченным задом. Казимеж в сердцах плюнул себе под ноги да поддел ногой замершего, как зимний жук, провинившегося палочника:

— Давно?

— Да третьего дня… — едва шепнул Юрек.

— Что ж ты молчал, ветров сын! — прикрикнул князь. — Ищут?

Юрек напрягся, но головы не поднял.

— Почему не ищут? Без рук, да после отповеди за Манека ему далеко не уйти. А тут, понимаешь ли, окаянная харя, его жизнь против моей становится… У, бестолковый, оставался бы в лесниках, коли ума не нажил! Князь тебя из грязи поднял, дело дал важности немалой, а ты за больным, безруким, лежачим — и то не уследил.

— Так помогли ему, княже… — тихо забормотал Юрек и тотчас испугался. Сказал «аз», говори и «буки». А как скажешь, что сама юная бяломястовна помогла. Ядвига, служанка ее, мужичков сонным зельем опоила. А на сонных заклятье крепкое положили — тут уж не Ядзя, тут книжница работала. Не иначе нянька. А может, и посильнее кто, потому как заклятье это было недоброе. Не земной силой заклинали — черным облаком. Решился Юрек, вымолвил:

— Княжна Эльжбета, лебедушка бела, коня Илажкиного давече себе потребовала. Конюх и отдал. А к вечеру сторожей опоили и околдовали. Как очнулись — ни коня, ни мануса. Да только едва ли он сам ушел…