Бустанчи поднял с пола тяжелый меч, нагнулся и схватил болгарина за волосы на затылке, вызвав новый стон и булькающие в крови слова, понятным из которых было только одно – «милосердия».
– Не здесь, идиот!
Мехмед сильно ударил мужчину по плечу своим бастинадо.
– Эти килимы стоят целое состояние. Думаешь, я хочу, чтобы их еще сильнее измазали кровью? – Он ткнул палкой в сторону выхода. – Снаружи! Там, где моя армия станет свидетелем, какая судьба ждет предателей.
Возможно, дело было в слове. Балтоглу можно было назвать многими словами – и он, несомненно, потерпел неудачу, хотя Хамза знал, что немногие добились бы в этот день на воде успеха, когда вмешались ветер и Бог, – но предателем он не был. Не был он и трусом. И Хамза сознавал рябь, пробежавшую по шатру, тихий шепот возражений людей, которые не смели возвысить взгляд или голос. Они почувствуют свою трусость позже, поскольку не возразили. Они станут возмущаться молодым султаном, только недавно севшим на трон, который вынудил их это почувствовать. А Мехмеду, при всей его ярости и уверенности, были нужны эти люди. Он не сможет взять Константинополь без них.
– Убежище мира, – вымолвил Хамза, подползая к Мехмеду и упираясь лбом в пол у загнутых тапочек султана. – Я прошу возможности говорить, прежде чем это дело свершится.
Мехмед опустил взгляд.
– Не вступайся за предателя, Хамза-бей. Только глупец защищает глупца.
– Да, господин. Я вступаюсь не за него, но за нечто другое, намного важнее.
Хамза рискнул поднять взгляд. В год приготовлений новый султан принимал его советы чаще, чем любого другого человека. Хамза видел, что Мехмед колеблется.
– Пойдем, властитель, – поспешил он. – Убийство человека вызывает жажду, а там есть шербет.
Он указал на прикрытую решеткой часть шатра, где могли вестись более личные разговоры. С тех пор как они прискакали сюда после фиаско под стенами Галаты, никто из них не пил, так внезапен был гнев султана.
Мехмед нахмурился, глядя на ряды спин перед собой.
– Что ж, в этом есть смысл. Пойдем. – Он обернулся к палачу: – Приставь свой клинок к шее этого негодяя, чтобы тот чувствовал близость смерти.
Он повернулся и пошел за ширму.
Хамза глубоко вздохнул, встал и последовал за ним. Слуга уже наполнял чаши из кувшина, и оба мужчины отпили сладкого пенистого сока. Потом Хамза, тщательно выбирая слова, заговорил:
– Этот глупец заслуживает смерти.
– Так и есть, – энергично кивнул Мехмед.
– Он подвел вас, господин. Он грубо ошибся на море и позволил добыче ускользнуть.
– Ты бы сделал все по-другому, Хамза. Или я. Любой, кроме этого глупца.
– Именно, господин.
Хамза не знал, как, но он не собирался доказывать неудачливость Балтоглу. Он был счастлив увидеть падение жестокого болгарина – оно открывало место рядом с молодым султаном для более способных людей, таких, как он сам. Однако Хамза опознал настрой в отаке. С самого начала этого предприятия, мечты завоеваний, было две партии. Половина людей в шатре была вынуждена действовать – и до сих пор требовала принуждения. Едва минули две недели осады, как среди них уже велись унылые разговоры, что стены побиты, но стоят, а греки по-прежнему упорны. Партия, которая всегда противилась войне, и возглавлял ее великий визирь Кандарли Халиль, ухватилась за слух и ширилась на нем – Папа объявил крестовый поход, Хуньяди и венгры разорвали договор и идут по суше присоединиться к нему, итальянские государства отправляют флот. Даже четыре сегодняшних судна будут использованы как доказательство, что нации ислама следует вновь отступить от города, который всегда побеждал ее.
Но Хамза не принадлежал к этой партии. Его дальнейший успех, его возвышение от сына дубильщика до бея можно удержать, только если Мехмед усидит на троне. А он не просидит долго, если откажется от этой мечты. Победа – и у него будет успех, который ускользал от последователей Пророка восемьсот лет. Неудача – и он исчезнет, и Хамза вместе с ним.
Малое способно изменить многое. Война жестока, и жестокость бывает необходима. Но это как с обучением ястребов. Иногда приходится высидеть целую ночь под холодным дождем, чтобы привязать гордую птицу к руке. Но ты не будешь высиживать две ночи. Ты не убьешь то, что принесет успех.
– Властитель, – негромко произнес Хамза, – у вас есть полное право взять жизнь этого глупца. Но я спрошу вас, чего вы этим достигнете?
– Достигну?
Глаза Мехмеда вспыхнули. Но он тоже говорил тихо:
– Я достигну собственного удовлетворения.
– Несомненно, господин. Но достигнете ли вы своей цели? Приблизитесь ли вы к возведению минарета на месте сорванного креста Айя-Софии?
Никогда не повредит напомнить султану о святости того, что они собирались сделать. Увидев, как расширились глаза Мехмеда, Хамза продолжил:
– Убить глупца, властитель, – дело невеликое. Но многие будут думать, что хотя он был глупцом, он не боялся. Он направлял атаки из первых рядов. Он получил тяжелую рану, подтверждающую это. Не в спину, куда поражают трусов. А в глаз, которым он неотрывно смотрел на врага.
Мехмед сделал новый глоток.
– Продолжай.
– Властитель, сделайте из него пример. Опозорьте его. Разжалуйте. Изгоните из своего присутствия. Но не убивайте. Живой, он навсегда останется примером вашего гнева и вашего милосердия, будет побуждать других лучше служить вам. Мертвый же… – Хамза умолк и пожал плечами.
– Мертвый, он сплотит вокруг своего тела других глупцов, – кивнул Мехмед; его лицо уже не пылало огнем, охлажденное шербетом и разумной речью. – Об этом ты говоришь?
Хамза кивнул. Сейчас султан говорил спокойно. При всех своих вспышках гнева Мехмед был мыслителем, составлял планы, учитывая даже мельчайшие последствия, к которым может привести действие. Иногда он слишком много неистовствовал и слишком мало спал.
Хамза следил, как младший мужчина повернулся к столу, на котором лежали документы и карты; поставив кубок, взял карту, поднес ее к свету.
– Знаешь, что нам нужно делать, Хамза-бей? – спокойно спросил он.
– Что, господин?
– Нам нужно заставить эти колокола умолкнуть. – Он указал на город за тканью шатра, на его настойчивый трезвон. – Христиане думают, что эти четыре судна – спасение. Что их триумф в этом сражении означает триумф в следующих. Нам нужно действовать сейчас, немедленно, чтобы отнять у них эту надежду. – Он поднял взгляд и, впервые за целую вечность, улыбнулся. – Чем сильнее сегодняшняя радость, тем глубже будет их завтрашнее отчаяние.
Хамза подошел ближе. Сделано то, что требовалось. Теперь он должен слушать. При всей своей близости к Мехмеду Хамза был всего лишь одним из нескольких. Султан станет советоваться с одним и не расскажет другому. Он обожал тайны и сюрпризы.